Ночь выдалась напряженной. Время текло медленно. Сознательные граждане вертелись с боку на бок в своих кроватях и не могли сомкнуть глаз. Да и кто смог бы уснуть в такую ночь? Радиостанции так и не начали передавать классическую музыку, а по телевидению шли обычные программы: конкурс пар, старающихся наладить испорченные отношения, и очередная глава телесериала, в которой в тот вечер выяснилось, что один из персонажей — гомосексуалист.
Ночью ничего особенного не произошло. Шум в барах, потасовки на рассвете, уборщики мусора. В седьмом часу в газетных киосках начали подниматься жалюзи. В десять утра (почти через сутки с того момента, как все началось!) раздались первые оружейные залпы. Ровно двадцать один. И после этого — тишина. Граждане, сознававшие серьезность ситуации, немедленно вышли на улицы, и некоторые из них направились к входам в метро в поисках убежища, смешиваясь с менее сознательными гражданами, которые — по крайней мере, внешне — продолжали вести обычную жизнь как ни в чем не бывало. После двадцати одного орудийного залпа ничего больше не произошло. В дневном выпуске новостей прозвучало сообщение о том, что утром в город приехал премьер-министр одной из ведущих держав в экономическом, политическом и военном отношении. Среди граждан, сознававших серьезность ситуации, возникли самые различные мнения по поводу этого визита. Одни думали, что приезд высокого гостя служил прикрытием настоящей пушечной стрельбы (которую хотели замаскировать под приветственный салют) в утренний час. Другие считали, что данный визит не был случайным или бескорыстным (ничто никогда не делается даром): просто данная держава хотела выступить посредником в конфликте (прекрасный пример мании величия) или же помочь одной из двух сторон (совершенно неприемлемая позиция независимо от того, на чью сторону вставала эта держава). К вечеру появилась информация о первых жертвах: матч по регби на олимпийском стадионе закончился потасовкой на трибунах между болельщиками двух команд, в результате которой семь человек были ранены. А вслед за этим — вечер, тревога и ночь. Эта схема повторялась день за днем на протяжении недель с небольшими вариациями, которые привносили новые сомнения, зыбкие доказательства и увеличивали ощущение неуверенности. Суть драмы заключалась не в количестве погубленных человеческих жизней (оно так тщательно скрывалось, что цифра казалась близкой к нулю), не в разрушенных семьях (таких было немного, и причины кризисов внешне не имели ничего общего с конфликтом), не в покинутых домах или в голоде (и то и другое за многие десятилетия стало явлением заурядным). Людей пугало отсутствие всякого содержания, шквал предположений и тщетность попыток узнать, что же происходит на самом деле. Сознательные граждане месяцами взвешивали новые гипотезы, но всегда приходили к одному и тому же выводу: их хотели утопить в потоке дезинформации, как они сами говорили с горькой иронией. И ни одна из стран, близлежащих или далеких, не проявила ни капли солидарности по отношению к ним. Холодность внешнего мира окончательно убивала их.