И вот, однажды вечером, красивые, надушенные, по-концертному торжественные супруги Кипятковы вышли из подъезда. Воздушно настроенная Елена Андревна не предупредила Петю о свежеприобретённой православности Ортодоксальцевой. Она представляла, как после заключительного аккорда Ортодоксальцевской гитары, ошеломлённый открытием, растроганный духовными песнями, Петя поворачивается к ней с умилённым выражением лица и влажными от слёз глазами, берёт её нежно за руку, и, оставив все споры, на следующее утро, они бодро идут вдвоём в церковь, навстречу рассвету, в новый день…
Дворец Культуры «Октябрьский» жадно поглощал в себя людей. Яркий, светящийся он был словно Титаник до столкновения с айсбергом в тёмном, холодном океане ноябрьского вечера, гудел многочисленными голосами. Елена Андревна весело и гордо взошла на палубу, готовясь встретить восхищённые взгляды знакомых, но неожиданно для себя обнаружила:
Публика чётко была разделена на два лагеря: тех, кто помнил «прошлую» Ортодоксальцеву, её стилизированный фольклорный репертуар, и готовился послушать старые песни, и тех, кто воспринимал, в первую очередь, её неофитскую церковность. Первые были по-концертному нарядно одеты, при духах и макияже, подсвеченные радостным ожиданием долгожданного выступления любимой певицы. Вторые – для «вторых» будет мало одного предложения, придётся выделить целый абзац. Итак,
Вторые – ультра-радикально-православно-категорически-безмакияжные «бабушки», в тёмных платках, низко надвинутых на строгие брови – последних, впрочем, было не видно из-за низкой посадки головных уборов, в блузках с длиннющими рукавами, хищно заглатывающими узенькое, с ямочкой, запястье, с бодрой расцветкой в бледно-жёлтый увядающий цветочек по чёрному фону или «весёленький» чёрный горошек по тёмно-синему (или зелёному – как праздничный вариант). Православные, готовые отправиться на борьбу с диаволом во всех, кроме себя. Они так любили делать замечания «брючным» женщинам, так умели убивать одним взглядом обладательниц мини-юбок, так кичились своим суперправославным убранством, что Елена Андревна их про себя называла «спасённые». «Спасённые» снисходительно-косо поглядывали на «концертных», помнящих прежнюю Ортодоксальцеву, в том числе и на Елену Андревну с мужем. Елена Андревна надела любимое красное платье и позволила себе в тон губную помаду. Суровые её церковные подруги понять-простить такой шалости не могли, окидывали нестойкую неофитку недоумённо-прохладным взглядом и едва кивали, вместо приветствия. Петру Иванычу от таких взглядов становилось как-то знакомо-холодно, он не мог сразу припомнить, когда и в каких обстоятельствах получал подобное ощущение и только крепче сжимал ладошку тоже слегка растерявшейся от обилия пространства, света и знакомых, Елены Андревны. Внезапно Петра Иваныча осенило: взгляды некоторых радикально-православных были такими же неласковыми, как и парней из кафе начала 90-х в Доме Политпросвещения. Меткое попадание ассоциации неприятно кольнуло сердце. Однако, Пётр Иваныч вспомнил где он и зачем, встряхнулся, встрепенулся, ободрился и крепче зажал ладошку жены в сгибе своего локтевого сустава, отчего она даже тихонечко ойкнула. Супруги с облегчением вздохнули, когда звонок, приглашающий всех пройти в зал, прервал торжественный и прежде очень ими любимый вестибюльно-приветственный променад. Все поспешили в зал.