Елену Андревну бросило в пот. Она недоумевала: то ли певица изволит откровенно издеваться над слушателями, рассчитывая на их тупость, то ли её слова – блестящая, искромётная шутка над внешним благочестием – любителями бездумного чтения бесконечного числа акафистов. Труднее всего было поверить, что это – реальное обещание. Она снова и снова смотрела на сцену, вглядываясь в улыбающуюся, объявившую на весь постсоветский простор о своей православности певицу, словно та была мастерски сделанной голограммой, которая через пару секунд растает в воздухе. Но Ортодоксальцева не таяла, не исчезала, а приняв уверенную стойку, продолжала говорить: «Читайте акафист Царским Мученикам! Люди квартиры получают – в Москве! Те, кто годами ждал жилплощади – читают акафист по многу раз – и получают!»
Ортодоксальцева тут же спела трогательнейшую песню о погибшей царской семье. Елена Андревна смотрела на её поднятые в сочувствии «домиком» брови, дрожащий от умиления голос, пыталась вслушаться в слова, проникнуться настроением песни, но в её ушах звучал по-рыночному призывный голос певицы: «Люди квартиры получают – в Москве! Читайте акафист Царским Мученикам! По многу раз!»
Елена Андревна опасливо покосилась в сторону мужа. Тот сидел – то ли нахохлившись, то ли напрягшись – как индюк, спрятав зоб в воротник.
«О, Боже! Что же он после концерта скажет? Будет сердиться, предъявлять претензии – зачем ты меня привела? Спорить? Господи, только не спорить!». Елена Андревна обессилела от богословских споров, хотя бы потому, что богословие как наука, было ей недоступно – только его народно-мистический вариант.
И снова навязчивым рефреном звучала фраза: «Мы – русские», и совсем непонятным для невоцерковлённого Петра Иваныча был призыв к русским восстать на какую-то последнюю битву и уверение, оных же, что они непременно победят с Божьей помощью, а как же иначе – ведь русские – богоизбранный и самые православный в мире народ. От этой навязчивой мысли даже политически толерантный Пётр Иваныч вдруг почувствовал внезапный укол украинского национализма.
В это время Ортодоксальцева, и так доселе не блиставшая попаданием в ноты, дала откровенного «петуха», закашлялась, тем самым подтвердив своё предположение о простуде. «Видите, действительно простудилась, эти поезда, сквозняки». Из партера и балкона ушла ещё одна порция нарядных людей.
– Миша, Миша, ну что ты делаешь? – грозно закричала певица. Все «миши» в зале растерянно переглянулись, но певице нужен был один – радист Миша, пожилой мужчина, сидевший за пультом в переходе партера. Миша забегал вокруг пульта, размахивая руками и жестами показывая: «А что – я?»