- Требую немедленной свободы для себя и всех анархистов, которых вы заточили в этом каменном мешке, - гневно выкрикнул арестованный, отчаянно жестикулируя костлявыми руками. - Самодержавие гноило нас в тюрьмах и равелинах, ваша диктатура хочет сгноить здесь.
- Здесь вы поселились сами! - возразил Мишель.
- Я требую передать мой протест в газету "Анархия"!
- Приказала долго жить.
- Мне не до шуток!
- Какие шутки! Закрыта по распоряжению ВЧК.
- Не признаю! - взревел анархист.
Он метался по комнате, как зверь в клетке. Вздернутая кверху клинообразная бородка победно рассекала воздух.
- Жаль, нет трибуны! - съязвил Мишель. - Ваша фамилия?
- Буржуазные предрассудки! Я человек, раскрепощенный от уз государственных условностей, ибо не признаю самого государства!
- А стрелять в представителей пролетарского государства - условность?!
- Мы были уверены, что нас атакуют контрреволюционеры!
- Ловко, - усмехнулся Мишель. - Расчет на простаков. А какова ваша платформа?
- Анархизм - бог, которому я поклоняюсь. Личная свобода дороже личного благосостояния.
- Ну и фокусник! - воскликнул Мишель. - Чужие мысли за свои выдаете. Цитатками жонглируете!
Анархист, словно споткнувшись обо что-то невидимое, остановился, заморгал мохнатыми, как у колдуна, ресницами.
- Не прерывайте меня! Не стесняйте мою личность!
Не сковывайте мою душу! - потребовал он. - Я так хочу. Понимаете - я!
- Понимаю, - кивнул Мишель. - Свобода для себя, рабство для других.
- Мальчишка! - вспылил анархист. - Мальчишка, бесстыдно извращающий анархизм!
- Кингстоны, папаша, - не выдержал Калугин. - Кингстоны забыл закрыть! - Бывший моряк-балтиец, он уснащал свою речь морскими словечками. Комиссар ВЧК перед тобой!
Анархист даже не обернулся в его сторону.
- Моя платформа. Предельно сжато.
- Послушаем, - Мишель подмигнул Калугину.
- Во всех социальных вопросах, - патетически начал анархист, - главный фактор - хотят ли того люди. Хочу ли того я. Скорость человеческих эволюции зависит от интеграла единичных воль...
Калугин многозначительно покрутил пальцем у своего виска.
- Выходит, социалистическая революция могла произойти и в эпоху средневековья? - с иронией спросил Мишель.
- Что? - вскинулся анархист.
- И при Людовике XI? - невозмутимо продолжал Мишель. - Достаточно было появиться кому-то, кто сплотил бы массы?
- Не ловите меня своей диалектикой, не поймаюсь, - проворчал анархист.
Несмотря на то что этот неряшливый, помятый человек не мог не раздражать и своей внешностью, и вздорностью, и совершенным неумением выслушать собеседника, было в нем нечто такое, что вызывало не злобу, а жалость, как к ребенку, который лишь из упрямства не хочет признавать ошибочными свои поступки и слова.