Он уныло обвел взглядом знакомый зал суда: характерная желтоватая окраска стен, на фоне которой выделялись темно-коричневые оконные рамы и двери; высокие, поглощающие звук потолки с яркими лампами дневного света; битумно-кафельное покрытие пола, который никогда не выглядел абсолютно чистым; коричневато-красная скамья, на которой восседал судья Хирвард Ф. Гойнз, мрачный в своей черной нейлоновой мантии, в окружении свернутых флагов США, штата Иллинойс; большой бронзовой пластины с эмблемой округа Кук на стене за его головой, подобной нимбу. Берни бывал в этом зале и раньше, но он всем сердцем мечтал о том, чтобы ему не надо было бы присутствовать здесь сейчас.
Присяжные возвращались в зал суда, впереди шел судебный пристав-бейлиф. Они удалялись на обсуждение решения суда всего на полчаса — это плохой признак.
Свидетельские показания полицейского, наткнувшегося на Берни, когда тот разгружал машину — в настоящий момент даже Берни приходилось признать, что все было против него. Пойман на месте преступления во время торговли краденым товаром. Подумаешь, несколько банок с краской, черт побери! Да отпустите вы меня! Ну, оступился человек! Берни почувствовал приступ оптимизма: его не признают виновным, он снова избежит наказания, как и всегда.
— Господин Фореман, Вы вынесли вердикт? — спросил судья Гойнз.
Тут встал высокий, начинающий лысеть господин в очках с толстыми стеклами и в галстуке.
— Да, Ваша честь. Мы вынесли подсудимому обвинительный приговор.
Обвинительный! Да что же это такое, что они, специально издеваются над ним? Пара несчастных банок с краской — за это нельзя признать человека виновным! Разве можно сесть в тюрьму из-за краски? Кроме того, ведь он во всем признался. Что же случилось с системой правосудия, черт возьми?!
Берни в отчаянии повернулся к своему адвокату Донне О’Дей, серьезной молодой даме с чувствительным ртом и большими темными, полными сочувствия глазами. Всего три месяца назад ей ис полнилось двадцать четыре года, и Берни ла Плант был пока ее первым и единственным клиентом. Это было ее первое дело в суде, и она страдала при одной только мысли о том, что может проиграть его, хотя, в общем, свидетели защиты отсутствовали, за исключением самого Берни. Но, даже несмотря на свою неопытность, Донна не решилась бы посадить его на скамью подсудимых.
— Ваша Честь, можно мне подойти к Вам? — спросила она.
Судья кивнул, и Донна подошла к нему вместе с прокурором. Берни, исполненный гнева и отчаяния, угрюмо наблюдал, как оба представителя правосудия тихо совещались с судьей, но слов он не слышал. Внезапно что-то привлекло его внимание, и он буквально застыл на месте. Донна О’Дей оставила на столике защиты свой адвокатский кейс, и Берни заметил, что на документах сверху лежал предел его мечтаний, ее бумажник. Берни привстал и впился взглядом в спины беседующих. Те углубились в разговор, и к тому же крышка открытого кейса отгораживала Берни от них. Если кто-то и мог за ним наблюдать, так это зрители за его спиной, сидящие на скамейках в зале. Берни как бы случайно обернулся. Зал суда был пуст, там не было никаких зрителей. Даже те, кому некуда было податься, выбрали для себя более интересные зрелища, нежели дело Берни ла Планта и банок с латексом.