— У которого одна нога? Ладно, высади меня на следующей остановке, я пересяду на автобус.
Баббер покачал головой:
— Я довезу тебя до работы. Я знаю одного мужика в пункте стеклотары, у него одна нога.
Берни с отвращением швырнул ботинок на пол.
— Вот, продай ему этот ботинок, сможешь выручить немного денег — тебе хватит на бензин и на пропитание.
— Вряд ли у него есть деньги.
Но Берни уже забыл о ботинке. Теперь он размышлял над тем, что этот бездельник принял его за такого же бездельника. Можно подумать, что они одного поля ягоды: рабочий человек и неудачник, живущий на заднем сиденье своего грузовика.
— Говоришь, мне не повезло? — сердито пробормотал он. — Это я сейчас грязный. Но у меня хорошая квартира, телевизор —. Берни вдруг замолчал, вспомнив, что его телевизор теперь превратился в историю. — Стереоцентр. У меня есть работа.
Джон Баббер бросил задумчивый взгляд на щиток автомашины, где висело несколько порванных проводов и пустая розетка от бывшего аудиоустройства.
— У меня тоже было стерео, но его срезали. Плохо, что мы не можем послушать новости.
— Какие новости! Тебя что, интересуют цены на бирже? — с усмешкой поинтересовался Берни.
— А эта авиакатастрофа! У тебя интервью взяли?
Мысль об интервью не понравилась Берни. Одно дело — рассказать о своем приключении, и совсем другое — быть обвиненным в исчезновении сумочки и в том, что он не спас Флетчера. Кроме того, у Берни были свои причины держаться подальше от прессы.
— Брать у меня интервью? Ты что, шутишь?
— Раз ты попал в авиакатастрофу и вытаскивал людей из самолета… — начал Баббер.
Берни рассердился:
— Я не даю никаких интервью, приятель. Эта чертовщина никому не нужна. Мой девиз — быть скромным, не высовываться, понимаешь? У меня такое кредо.
— Да, но, может быть, тебя хотя бы сфотографировали? — спросил Баббер.
Но Берни раздраженно покачал головой. Среди всеобщего возбуждения он ничего такого не заметил. Он был совершенно уверен, что никто его не снимал. Но тем не менее ему стало как-то не по себе, и он поспешил оставить эту тему.
— У меня юридические неприятности, и мой адвокат не хочет, чтобы я общался с газетчиками. Выпусти меня здесь. Мне через десять минут надо быть в моем проклятом офисе.
Форд семьдесят третьего года, видавший гораздо лучшие времена, покатил дальше, в сутолоку дня.