— Передумала? — проворчал он.
— Может, и передумала. А что, нельзя?
Помогая ей надеть дождевик, он небрежно спросил:
— Хотела бы заработать пять фунтов?
Глаза ее не выражали ничего, кроме недоумения.
— Да, это приемчик из новых, — наконец сказала она. — Заманиваешь на пятерку, потом, дай Бог, чтобы дал десять шиллингов — и будь здорова!
— Согласна?
— Что ж… — усмехнулась девушка.
— Тогда пошли.
Он распахнул дверь, пропуская Грейс Пакард, а когда она вышла, от толпы отделилась Джоанна и застыла на пороге. Фокнер вдруг вспомнил об именном подарке и вытащил бархатный футляр из кармана.
— Вот голова! Чуть не забыл!
Он бросил сверток прямо со ступенек, на ходу, а когда она его поймала, весело прокричал:
— Всего самого лучшего, дорогая!
Шаги его стихали внизу, а Джоанна щелкнула золотым замочком и вынула жемчуг. На глаза навернулись слезы. Ей казалось, что еще мгновение — и она разрыдается от обиды и боли. Из холла донесся перестук каблуков тети Мэри, и Джоанна заставила себя сглотнуть горький комок в горле и улыбнуться.
— Прошу всех к столу. Все, все в другую комнату, подают горячее!
И она первой шагнула в столовую, крепко впившись пальцами в жемчуг.
В студии Фокнера почти угасший огонь в камине еще бросал слабые отблески красноватого света на вырывающиеся, возникающие из полумрака фигуры, темные и зловещие. Ключ заскрежетал в замке, двери открылись настежь, и в мастерскую влетел хозяин, подталкивая оробевшую Грейс.
— Сейчас мы добавим света, — пообещал он, снимая плащ и зажигая лампу. Девушка с видом знатока осматривала помещение.
— Недурная квартира… Ого, даже настоящая стойка бара… Жаль, маленькая. У той дамочки больше.
Она скинула плащ и перчатки, бросила их рядом с бутылками и стаканчиками и осторожно подошла к скульптуре.
— Сейчас ты лепишь этих?
— Нравится?
— Не знаю, — смешалась она. — Они как-то странно действуют на меня… И вообще… они мало похожи на людей… на живых, во всяком случае.
Фокнер довольно рассмеялся.
— В этом-то весь смысл, малышка. Раздевайся за ширмой, — он махнул рукой на антикварное чудо из андерсоновского ситца начала эпохи королевы Виктории.
Грейс, не понимая, подняла на него пустые глаза.
— Раздеваться?!
— Ну конечно! И побыстрей! — подстегнул Бруно. — На черта ты мне сдалась в тряпках. Будь умницей, поторопись. Когда будешь готова, встань на подиум к остальным.
— К остальным?
— К фигурам. Думаю, стоит ли добавлять еще одну, а ты поможешь мне решить этот вопрос.
Она вдруг уперла руки в бедра и вульгарно выпятила живот. Взгляд ее стал совсем другим: понимающим и циничным.