— Приятный сюрприз! — воскликнул Фокнер.
— Не валяй дурака, Бруно, — обрезал Морган. — Сегодня нам нанес визит Ник Миллер собственной персоной. То, что мы услышали, поверь, вовсе не повод для веселья.
Фокнер невозмутимо помог Джоанне раздеться.
— Все эти дерганья начинают действовать мне на нервы, а, принимая во внимание многократные неприятные намеки, дело обстоит значительно хуже. Перспектива одиночной тюремной камеры, два вертухая с мертвым взглядом и жалостливый пастор с сочувственной проповедью, провожающий меня на виселицу, совершенно меня не прельщает.
— Тебе стоило бы почаще почитывать газеты. С этого года преступников уже не вешают.
— Вот дряни! Они лишили народ последних крох романтики!
Джоанна обняла его за плечи и повернула лицом к себе.
— Хоть раз в жизни ты можешь к чему-нибудь отнестись серьезно? Ты попал на редкость в неловкое положение. Какого черта ты притащил эту… девицу сюда?
— Ага, значит, и это тебе известно?
— Миллер нам рассказал обо всем, но хотелось бы узнать твою версию, — вмешался Морган. — Не забывай, я твой адвокат. История выглядит неприятно и дурно пахнет.
У дверей раздался резкий звонок. В комнате воцарилась тишина. Фокнер издевательски усмехнулся:
— Ну, что вы так напугались, поборники истины? Просто это кто-то, кого я жду. Минуточку, я открою.
Миллер, выйдя из клуба дзюдо, почувствовал странный подъем. Работа полицейского, как правило, на восемьдесят процентов состоит из интуиции. Это, пожалуй, для профессионала обязательное шестое чувство, которое появляется за долгие годы работы, когда приходится искать и находить почти на ощупь. В этой истории именно интуиция подсказала ему, что, невзирая на громогласную уверенность Маллори, он все-таки прав и Фокнеру есть что скрывать. И все-таки он отлично понимал, что доказать это будет делом нелегким.
Миллер вернулся в машину, закурил сигарету из новой пачки и глубоко задумался. Фокнер был на редкость умным человеком, вдобавок одаренным актерскими способностями. Ему нравилось быть в центре внимания, казаться не таким, как все. Несомненно, и у него была его ахиллесова пята: неукротимые внезапные приступы гнева и ярости, приливы агрессии. Он полностью терял контроль над собой, и свидетельством этому была последняя история. Если б только удалось вывести его из себя!
Мысли о предстоящем свидании будоражили Миллера больше, чем он хотел или мог признаться себе сам. Это, в общем-то, было плохо, а потому его мозг скомандовал чувствам остыть. Ник потянулся, застегнул плащ до последней пуговки на воротнике и вышел освежиться.