Когда Гонора пришла в себя, на улице светило солнце. Во рту пересохло, и было трудно глотать. Все тело болело, особенно живот, где должен был быть ребенок. Не зная, родила ли она, Гонора погладила живот — он был забинтован.
Дверь палаты была закрыта. Из коридора доносились звуки мягких шагов и взрывы женского смеха. Какой-то странный звук, похожий на писк котенка, и тихий звон колокольчика привлекли ее внимание. Гонора прислушалась. Да это же детский плач! — догадалась она.
С трудом дотянувшись до кнопки звонка, Гонора позвонила.
Дверь тотчас же открылась, и в палату вошла пожилая сестра.
— Наконец-то вы пришли в себя, миссис Айвари.
— Я хочу видеть ребенка, — прошептала Гонора пересохшими губами.
Сестра подошла к кровати и разгладила и без того туго натянутые простыни.
— Все дети находятся в специальном отделении, дорогая.
— Но почему мне нельзя его увидеть? — Гонора заплакала.
— Хорошо, хорошо, дорогая. Доктор сейчас делает обход. Я позову его.
Через минуту дверь открылась, и доктор быстрым шагом подошел к ее кровати. Стетоскоп, висевший у него на шее, подпрыгивал в такт его шагам. Это был молодой человек со спокойным, слегка флегматичным лицом, очень похожий на Линкольна.
— Я доктор Таупин, — представился он, заведующий отделением акушерства и гинекологии. Как вы себя чувствуете? Если у вас болит шов, мы дадим вам обезболивающее.
— Шов? Вы что, сделали мне кесарево сечение?
Доктор кивнул и, взяв стул, сел рядом с кроватью.
— Вы что-нибудь помните?
— Только то, что я очень кричала, — виновато ответила Гонора.
— Вам пришлось туго, — голос доктора был ровным, лицо непроницаемым.
— Я помню только яркий свет и свои крики.
Доктор снова кивнул.
— Ребенок лежал поперек живота, а не вниз головкой. Случай был трудным, поэтому позвали меня.
— Что с ребенком?
Доктор взял Гонору за руку.
— Я сделал все, что мог, но ребенок родился мертвым.
— Мертвым? Но его сердце билось, когда я лежала в родовой палате.
Доктор Таупин нахмурился.
— Как я вам уже сказал, роды были сложными. Мне очень жаль, очень. Вас поздно доставили. — Его голос звучал сердито.
Береза за окном грустно склонила ветви, отбрасывая длинные тени на стену соседнего дома.
— Миссис Айвари, — доктор погладил ей руку, — я понимаю, как трудно примириться с мыслью о потере ребенка, но вы должны благодарить Бога, что сами остались живы.
— Кто это был?
— Мальчик.
— У него что-то было не так?
— Ничего.
— Я хочу сказать, у него были какие-то отклонения?
— Нет. Он был нормальным.
— У меня была трудная работа. Я носила тяжелые подносы.
— Это не повредило ему. Вы ни в чем не виноваты, — голос доктора стал еще более сердитым.