— Сейчас тебе… наверное… позвонят.
— Ты что? Кто позвонит?
— Не знаю…
И тут раздался длинный телефонный звонок, междугородная.
Она вскочила и босиком прошлепала к телефону.
Медучин смотрел на ее силуэт на фоне окна. Думал о том, что вот Анюте двадцать семь, а можно сейчас дать восемнадцать, и утром она будет такая же красивая, разве на год старше, — он любовался ею и так любил, что у него сжималось сердце, и подумал он, что ничего ему не надо, вот сейчас она придет к нему и хорошо бы умереть, — так он ее любил.
По ее ответам он догадался — звонил ее жених, желал счастливого поля. Медучин посмотрел на часы, на Чукотке по сравнению с Магаданом на два часа больше, значит, там уже четвертый час утра, и ребята гуляют, в понедельник им разлетаться, кому раньше, кому позже, это уж чей начальник партии расторопней, тому скорей и вертолет.
Она тихо лежала и гладила его по лицу, а он думал о том, что никогда она не выйдет замуж за того парня, потому что звонить надо не по пьянке, а просто надо прилетать, как Медучин. Так оно и вышло.
На Чукотку Анюта прилетела через два года от московского института начальником отряда из четырех человек. Она уже работала над материалом для докторской. Все шло, как Анюта хотела, только по-прежнему она была одна.
А минувшей зимой… Да, это было минувшей зимой — телефонный звонок в квартире Медучина раздался среди ночи. Он сначала не узнал ее голоса.
А потом они вспоминали тысячу их нежных паролей и условились встретиться, обязательно в тундре.
— Что пьем? — спросила она.
— Скотч…
— Роскошно живем!
— Да, с вызывающей роскошью!…
— Один?.
— Только что ушли друзья.
— И еще есть что выпить?
— Да.
— Ну и времена пошли! Стареем… Налей мне.
— Налил.
Они поговорили еще полчаса, не стесняясь телефонисток, которые по долгу службы обязаны слушать радиотелефон.
Спустя минуту после окончания разговора Медучин позвонил на станцию и попросил связать его срочно с Анадырем, номер дали быстро.
— Старина, — сказал он другу, который устроил ей этот телефонный разговор, — сейчас Анюта в прихожей, одевается, позови-ка ее.
— Ого! Откуда знаешь? Она уже ушла… Нет, нет! Не ушла, возвращается…
— Да… — тихо сказала Анюта, и в голосе ее были слезы.
Медучин спросил, мог бы он в Москве, если не удастся летом встретиться на Чукотке, вернуть хоть одно из тысячи счастливых мгновений, которые у них были в прошлом.
Анюта молчала. Потом сказала «нет». Потом быстро продиктовала свой московский телефон. И повторила его.
— И еще я забыл сказать, что ты сейчас в белом, тебе идет белое, свитер у тебя или белая кофта. И судя по голосу, новая прическа, — пошутил он.