— Нет… это дубленка белая, — она улыбнулась, и в голосе ее были слезы. — А прическа новая… совсем новая…
Медучин знал, что теперь она не будет спать всю ночь, пока он думает о ней, и, раз он ее так видит, так чувствует, им никуда друг от друга не деться.
Все свои предчувствия Медучин не очень элегантно называл «чертовщиной», чтобы никто его состояния не пытался объяснять, чтобы никто на это не обращал внимания. Так было лучше.
Вот и месяц назад, до палатки и снега, до болезни, тоже было «это». Они были с маленьким ламутом Костей на косе. И когда они вдвоем сидели у костра и рассматривали халцедоны, найденные на косе, Медучина не покидало ощущение присутствия рядом третьего. Кто-то третий был неподалеку, смотрел на них, Медучину было тревожно, но он не показывал виду, ведь рядом с ним мальчишка, еще подумает что. Но чай еще не успел закипеть, как Костя тихо тронул Медучина за рукав и показал на кусты.
Под кустами, где кончалась коса, лежал медведь. Он лежал и пристально смотрел на людей. Медведь был неопрятный, старый. Глаза его, изъеденные мошкой, слезились.
«Он болен», — решил Медучин, бросил в костер все дрова и траву, чтобы больше было дыма.
Удивительно, но Костя не боялся медведя. Просто тихо сидел и разглядывал его.
— Уходи, — сказал Медучин медведю, — уходи, не мешай нам. Мы тебе не мешаем. И ты уходи.
— Да, да, — сказал Костя. — Уходи, пожалуйста.
Они сделали вид, что отвернулись от медведя, но Медучин краем глаза следил за зверем. Осторожно расстегнул ножны, вытащил нож и стал строгать палку, чтобы медведь не подумал чего, но больше из оружия ничего с собой у Медучина не было.
Медведь встал и ушел в кусты. По их треску Медучин понял: зверь медленно уходит, эти люди ему не нужны.
Сейчас, лежа в палатке, Медучин выстроил в одну цепь все эти события и много таких же других и думал о том, что неплохо, если бы его посетило «это» сейчас, чтобы дать понять Верному о своей беде, но он не знал как. Он не мог еще управлять «этим».
Если б Верный догадался прибежать в Избяное, старик Тимофей понял бы и пошел бы искать, но Верный оправдывал свою кличку и лежал у входа в палатку, никуда от хозяина, разве что порыщет вокруг, задушит полевку и снова в палатке.
— Верный! — позвал Медучин.
Пес встрепенулся, поднял ухо, открыл глаза, посмотрел в сторону Медучина, в щель палатки. Потянулся, зевнул, снова лег. Он не понимал, почему человек не выходит.
«Дурак ты, Верный, — думал человек. — Еще день снегопада — и река набухнет, лодку сорвет, что делать будем?»
— Что будем делать, Верный?! — закричал Медучин.