Вместе с тем, особенностью Цезаря было умение создавать обширные коалиции. Он был не только лидером популяров, в 60-е гг. вокруг него создается объединение самых различных политиков, демократов и умеренных, реформаторов и карьеристов, которых объединяло недовольство политикой оптиматов. Среди политических союзников Цезаря оказались Помпей и Красс, отношения с которыми сложились не в конце 60-х гг., а гораздо раньше, примерно во времена «мирной революции» 70 г.>{657}
Собственно говоря, к 59 г. Цезарь, в значительной степени, возрождает коалицию того времени. Создание триумвирата не было захватом власти, а триумвират, вопреки почти общему убеждению, не стал «союзом трех властителей». Это было создание достаточно аморфной, но могущественной «второй партии», способной составить конкуренцию оптиматской «партии власти». Мастерски используя «аппаратную борьбу», Цезарь создал равновесие в сенате. Оно просуществовало вплоть до 52 г., разгрома Клодия и единоличного консульства Помпея. 50-е годы были временем сложной политической игры, когда Цезарю приходилось вступать подчас в самые необычные отношения с самыми различными силами. Именно тогда противники создают образ «интригана» и «манипулятора». С приближением к вершинам власти роль прямых методов борьбы, открытой агитации и общенародных выборов стала снижаться, напротив, возрастала роль закулисных интриг, тайных альянсов и всевозможных сложных комбинаций. Таковы были реалии «свободной республики». Борьба подходила к последнему, решающему этапу, когда основными факторами стали армии, провинции и деньги.
Современная историография галльских войн Цезаря подвергает критике и ставит под вопрос то, что никогда не вменяла ему в вину античная традиция и что, по большому счету, оправдывала историография 20 века. Если историография 19 века оправдывала войну тем, что Галлия, в конечном счете, приобщилась к римской цивилизации, современная историография часто делает акцент на огромных потерях, либо вообще пытается оспорить блага римского завоевания как для Галлии, так и для Рима. Исходя в принципе из установки о недопустимости войны, как способа решения политических проблем, мы должны учитывать, что имеем дело с обществом, в котором господствовали иные представления.
Античное общество допускало войну как способ решения территориальных, политических и иных вопросов. Конечно, откровенная агрессия осуждалась и тогда, однако ряд факторов могли вполне оправдать даже активную наступательную кампанию. Древность признавала понятие «исторического врага» и считала нормальным явлением так называемые «войны мести». С другой стороны, допускалась превентивная война, когда удар наносился с целью избежать потенциальной военной угрозы, что же касается «отражения агрессии», то это действие допускало самые расширительные толкования. Вопрос об «историческом враге» был достаточно ясен, а опасная ситуация, сложившаяся к 59–58 гг. позволяла говорить и о превентивной войне. Римляне вполне могли использовать и «доктрину Исократа», допускавшую агрессию против варваров, как способ решения внутренних проблем цивилизованного общества. По большому счету, в войнах Цезаря был тот же самый набор мотивов, что и в походе Александра, который в древности считался вполне правомерным ответом на варварскую угрозу, и не «виной», а «заслугой» Александра было то, что его «ответ» завел слишком далеко.