– Ох, простите, я не хотел…
– Ничего, – отмахнулся Люк и пожал плечами. – Несчастный случай, ничьей вины в этом нет.
– Все-таки это ужасно, когда родители переживают детей. Я вам очень сочувствую, – заявил… фон Шлейгель?
– Сочувствуете? – презрительно переспросил Люк и запоздало сообразил, что так говорить не стоило.
– Конечно, – недоуменно кивнул его спутник.
– Извините меня, пожалуйста, – попытался выкрутиться Люк. – Мне до сих пор тяжело принимать соболезнования.
– Ах, я вас прекрасно понимаю! Как отец отцу признаюсь, я обожаю своих девочек. Такая радость – видеть, как они растут и расцветают…
Люк хмуро кивнул, ненавидя себя за то, что собирается лишить их отца, пусть даже фон Шлейгель и был гнусным мерзавцем.
– Сколько лет вашей старшей дочери? – спросил он.
– Ей вот-вот исполнится двадцать, она мечтает стать полноправной хозяйкой кафе, а родителей поскорее отправить в дом престарелых, – пошутил фон Шлейгель.
«А ты, подлец, отправил в крематорий мою милую Ракель, которая была чуть старше твоей дочери!» – негодующе подумал Люк и едва не задохнулся от ярости.
– Чем вы занимались в войну, Эрик? – поинтересовался он.
– Старался выжить, как и все французы, – уклончиво ответил фон Шлейгель.
– Вас отправляли на принудительные работы в Германию?
– Какое это имеет значение? – раздраженно спросил бывший гестаповец.
– Понимаете, мне нужно дать вам всестороннюю оценку, а воспоминания о военном времени интересуют многих наших читателей.
– Да, я работал на химическом заводе в Германии, на производстве нейлона. У меня все руки сожжены кислотой, – заученно произнес фон Шлейгель.
– А когда вы приехали на юг?
– Мсье Лоран, я коренной южанин, – возразил он. – Прислушайтесь повнимательнее, у меня очень заметный провансальский акцент. Кстати, об акцентах… Сами вы откуда родом?
Фон Шлейгель, притворяясь Фредериком Сегалем, произносил слова протяжно, с характерным местным выговором, но Люк не понаслышке знал мелодичную, певучую манеру южан, которая приобретается с самого рождения. Акцент самого Люка был почти незаметен, благодаря влиянию северофранцузского произношения Лизетты, гэльских интонаций, а также английской и австралийской манеры разговора.
– Ох, я перелетная птица, – вздохнул Люк. – Родился в Лионе, жил в Лилле, Дюнкерке, Страсбурге, а потом в Париже.
– У вашего отца, вероятно, была необычная профессия?
– Он преподавал в университете, мы часто переезжали, – сдержанно ответил Люк, не желая распространяться о себе.
Они приближались к вершине холма. На западе небо посветлело, занималась заря. Фон Шлейгель остановился и присел на валун.