Рут этим гордилась – и, разумеется, гордилась учениками, которые все-таки оканчивали школу и поступали в колледж. Но нередко попадались дети, в очередной раз напоминавшие Рут о том, отчего она решила стать учительницей.
И тут я снова возвращаюсь к рисунку над камином.
– Ты думаешь про Дэниэла Маккаллума, – говорит Рут.
– Да. Про твоего любимого ученика.
Лицо у нее оживляется, и я знаю, что она видит Дэниэла столь же ярко, как и в первый день. На тот момент Рут уже пятнадцать лет проработала в школе.
– Он был очень сложным ребенком.
– Да, ты говорила.
– Поначалу страшно запущенный. Всегда ходил в грязной одежде и ни минуты не мог посидеть спокойно. Я каждый день его ругала.
– Но ты научила Дэниэла читать.
– Я их всех научила читать.
– Он отличался от других.
– Да, – признает Рут. – Он был крупнее других мальчишек и на перемене колотил их до синяков. Я поседела из-за Дэниэла Маккаллума.
Я до сих пор помню, как она на него жаловалась, но ее слова неизменно окрашивало искреннее сочувствие.
– Раньше Дэниэл никогда не ходил в школу. Он не знал правил.
– Знал, но поначалу плевать на них хотел. Впереди него сидела славная девочка по имени Эбигейл, и он постоянно дергал ее за волосы. Я говорила: «Нельзя», а он не унимался. Пришлось посадить Дэниэла на первую парту, чтобы не выпускать из виду.
– И тогда ты выяснила, что он не умеет ни читать, ни писать.
– Да. – Даже сейчас голос Рут звучит мрачно.
– Ты решила поговорить с его родителями, но узнала, что они умерли. Дэниэла растили сводный брат с женой, которые вообще не хотели, чтобы мальчик ходил в школу. Ты увидела, что они втроем живут в убогой лачуге.
– Ты сам ее видел, потому что в тот день пошел вместе со мной.
Я киваю.
– На обратном пути ты все время молчала.
– Я с ужасом думала, что в такой богатой стране некоторые люди до сих пор живут в кошмарных условиях. До этого мальчика никому не было дела.
– Поэтому ты решила учить его не только на уроках. Ты занималась им до и после школы.
– Он сидел на первой парте. Я была бы плохой учительницей, если бы он ничему не научился.
– Ты жалела Дэниэла.
– Конечно! Ему жилось нелегко. И потом, со временем я узнала, что многие дети живут, как Дэниэл.
– Нет, – говорю я. – Для нас обоих он был единственным.
В начале октября Дэниэл впервые побывал у нас дома – рослый растрепанный парнишка с грубыми деревенскими повадками, но неожиданно застенчивый. В тот раз он не поздоровался со мной за руку и вообще старался не смотреть в глаза. Он стоял, сунув руки в карманы и не отрывая взгляд от пола. Хотя Рут уже занималась с ним после школы, в тот вечер они уселись с учебниками за кухонный стол, а я слушал радио в гостиной. Потом она настояла, чтобы Дэниэл остался на ужин.