Годы потекли своим чередом. Президентом стал Линдон Джонсон, приняли закон о гражданских правах, война во Вьетнаме набирала ход, в то время как мы больше слышали о «Войне с бедностью». «Битлз» обрели огромную популярность, а женщины толпами шли работать. Мы с Рут обо всем этом знали, но наши интересы, были преимущественно в сфере домашней жизни. Мы жили как обычно – оба работали, летом покупали картины, завтракали на кухне, делились историями за ужином. В доме появились картины Виктора Вазарели, Арнольда Шмидта, Фрэнка Стеллы, Элсуорта Келли, Джулиана Станчака и Ричарда Анушкевича. Никогда не забуду выражение лица Рут, когда она их выбирала.
Примерно в то же время мы начали пользоваться фотоаппаратом. До того момента, как ни странно, мы особенно не стремились запечатлеть нашу жизнь и за весьма долгий промежуток заполнили лишь четыре альбома. Но этого вполне достаточно, чтобы пронаблюдать, как мы с Рут постепенно старели. Там есть моя фотография, которую жена сделала, когда мне исполнилось пятьдесят, в 1970 году, и снимок Рут в 1972 году, когда она сама праздновала ту же дату. В 1973 году мы сняли первое хранилище, чтобы разместить там часть коллекции, а в 1975 году взошли на борт «Королевы Елизаветы II» и поплыли в Англию. Даже тогда я не желал летать. Мы провели три дня в Лондоне и два в Париже, прежде чем отправиться на поезде в Вену, где мы пробыли две недели. Рут одновременно радовалась и горевала при виде города, который она когда-то звала родным. Хотя обычно я угадывал ее чувства, в поездке большую часть времени я ломал голову над тем, что она испытывает.
В 1976 году Джимми Картера избрали президентом после Джеральда Форда, который, в свою очередь, сменил Ричарда Никсона. Экономика была в упадке, на автозаправках выстраивались длинные очереди. Но мы с Рут почти ничего не замечали, потому что влюбились в новое художественное течение под названием лирический абстракционизм, корнями уходивший в творчество Поллока и Ротко. В том году – когда Рут наконец перестала красить волосы – мы отпраздновали тридцатую годовщину свадьбы. Хотя это обошлось в целое состояние и пришлось даже взять кредит, я преподнес жене единственные картины, которые когда-либо выбрал сам, – две небольшие работы Пикассо, одну Голубого периода, другую Розового. Рут повесила картины в спальне, и после занятия любовью, мы лежали в постели и долго разглядывали их.
В 1977 году, когда в торговле наступило почти полное затишье, в свободное время я мастерил птичьи клетки при помощи наборов, которые покупал в магазине с товарами для досуга. Долго это не продлилось – всего три или четыре года: руки у меня так и остались неумелыми, и я в конце концов сдался, как раз когда началась эра Рейгана. Хотя в новостях твердили, что в долгах нет ничего страшного, я все равно постарался быстрее выплатить кредит, который взял, чтобы купить Пикассо. Рут растянула лодыжку и месяц проходила на костылях. В 1985 году я продал магазин и начал получать пенсию по старости. В 1987 году, проработав в школе сорок лет, Рут тоже ушла на покой. В школе и в квартале в ее честь устроили вечеринку. На протяжении своей карьеры она трижды получала звание «Учитель года». Мои волосы из черных сделались седыми, а потом и совсем белыми, редея с каждым годом. Морщинки на наших лицах стали глубже, и мы оба поняли, что плохо видим без очков. В 1990 году мне исполнилось семьдесят, и в 1996 году, на пятидесятую годовщину свадьбы, я преподнес Рут самое длинное письмо из написанных мною. Она прочитала его вслух, и я понял, что почти ничего не слышу. Через две недели я приобрел слуховой аппарат, но особенно не расстроился.