Между мной и Рут многое изменилось после того вечера в парке. Она мало говорила о моем признании, и, проводив девушку до дому, я даже не попытался поцеловать ее на ночь. Я знал, что Рут потрясена, и она сама впоследствии признавала, что следующие несколько недель была в растерянности. Когда мы увиделись в следующий раз, оказалось, что Рут сняла обручальное кольцо, но я ее не винил. Она испытала шок и в то же время вполне оправданно сердилась за то, что я молчал до того самого вечера. Рут, несомненно, получила тяжелый удар, тем более что мое откровение последовало за известием о гибели ее родных в Вене. Потому что одно дело – признаваться в любви, а другое – смириться с тем, что придется пожертвовать своими мечтами. Рождение детей – то есть создание семьи – обрело для Рут новый смысл в связи с гибелью близких.
Я интуитивно это понял, и следующие несколько месяцев мы не торопили события и не говорили о помолвке, но продолжали время от времени видеться – два-три раза в неделю. Иногда я водил Рут в кино или приглашал на ужин, иногда мы просто гуляли по городу. Неподалеку была художественная галерея, которую она особенно любила, и мы частенько ходили туда. Большинство полотен совершенно не западали в память, ни тематикой, ни исполнением, но Рут частенько подмечала нечто особенное в картинах, мимо которых я прошел бы не останавливаясь. Как и ее отец, она страстно любила модерн – движение, начало которому положили Ван Гог, Сезанн и Гоген. Рут безошибочно находила следы влияния этих художников даже в самых посредственных работах.
Визиты в галерею и глубокие познания Рут в искусстве открыли мне мир, до тех пор совершенно чуждый. Впрочем, временами я гадал, не были ли наши беседы об искусстве лишь средством избежать разговоров о будущем. Споры о картинах отдаляли нас друг от друга, но я охотно их поддерживал, даже в эти минуты скучая по прошлому всепрощению и мечтая о примирении в будущем, что бы нас ни ожидало.
Рут, казалось, ничуть не стала ближе к решению, чем в тот роковой вечер в парке. Она не была со мной холодна, но и не шла на сближение, и потому я удивился, когда ее родители предложили мне провести с ними часть отпуска на взморье.
Две недели тихих прогулок по пляжу я счел бы идеальным вариантом, но, к сожалению, не мог уехать надолго. Поскольку отец не отрывался от радио в задней комнате, я стал главным в магазине, и торговля шла оживленней, чем когда-либо. Искавшие работу ветераны приходили к нам за костюмами, на которые им едва хватало денег, в надежде получить желаемое место. Но фирмы не спешили набирать новых работников, и, когда эти отчаявшиеся люди входили в магазин, я вспоминал Джо Террея и Бада Рэмси и помогал им по мере сил. Я убедил отца скупать дешевые костюмы с небольшой наценкой, а мама бесплатно их подгоняла. Слухи о наших невысоких ценах разошлись, и, хотя мы теперь не работали по субботам, доходы росли с каждым месяцем.