вручает всем особо уродливым немужикам отпуск?) А чай хорош.
Спустя какое-то время после изрядного заточения (в ранее упомянутой отполированной дрема-машине 1-го класса — оба конца были заперты могучими ключами ввиду опасной близости станции; опрятный немец норовил залезть на такой даже более усердно, чем я норовил вылезти) «доброе утро» любезно говорит мой фотооткрыточный русский. «Доброе утро» говорю я… «Besetzt»[125] увещевает русский (пока пытаюсь Нный раз) после чего быльевщик — карты ему в руки — хватает меня за плечи, вальсирует меня к другому концу вагона, тычет, приседает, машет, подмигивает, где-то-тамствует… Между прочим, Г-н швейцарец собирается внести одну важную коррективу: он непростительно ошибся: оказывается, наш беспрекословно невинный и неоспоримо превосходный поезд все-таки не опаздывает (как такое могло быть, товарищ?). Нет; с зимним временем покончено (что объясняет до сих пор странный факт, что круглый австрийский сотрапезник вынудил меня перевести часы на 2 часа вперед). «Pays magnifique, n’est-ce pas?»[126] кричит встреченный. Правду говоря, цинично отвечаю я, это напоминает мне о — он ушел: его встречатель выманил его опять… очевидно я пахну буржуа
поезда. Бесполез (д) ность поезда Растягивается, беспо (л) ездность поезда растягивается В. беспоездность поезда растягивается в Бесконечность. Беспо (л) ез (д) ность Поезда Растягивается В Бесконечность исчезает!
москва?
«Dadada»[127] от заряженной фотокарточки — живо (смотри) выходит швейцарец-со-свитой (увы, даже без прощального кивка). Ниша уступает свою добычу. Я печатная машинка рюкзак чемодан все валятся друг на друга, сообща добиваясь наших личных свобод в расчете на не совсем большую (но и не то чтобы особенно маленькую) станцию. Ох и попаду я в заваруху, если он не возьмет в свою незнакомую голову явиться, этот выдающийся русский писатель[128]; товарищ, для которого у меня расфуфыренная коробка шоколадных конфет — парень, которому покорно я послал телеграмму, написанную и подписанную тем выдающимся русским-в-Париже прозаиком[129] (которому был представлен этой как ее, прелестная женщина, для чьей прославленной сестры[130] везу все эти модные журналы и весь этот шикарный парфюм)? Положим, он просто не будет там, чтобы приветствовать своего брата по литературе, иначе говоря меня? Это было бы и в самом деле забавно. Но кое-что было бы еще забавнее! Допустим, он явится, но никто из нас друг друга не узнает (кажется, когда я задумываюсь, достаточно вероятным; ведь мы оба не имеем ни малейшего представления как мы выглядим). Впрочем, собаки останутся собаками и Павлов