— Мы ведем войну. Не завоевательную, не ту, ради которой нас создали, но войну за данные нами клятвы и кровь, которую мы пролили, чтобы создать Империум. Мы не увидим конца этой войны, но если своими деяниями мы приблизим его на шаг, если наши смерти будут стоить врагу во стократ больше, значит будущее будет помнить нас. — Он замолчал, чувствуя кожей, как нарастает электрический заряд. Машины заголосили. По платформе заплясали ослепительные зигзаги. Тир поднес булаву с бронзовым навершием к лицевой пластине и закрыл глаза.
— За славу примарха и Императора, — произнес Тир. Механизмы завыли. Вращающаяся вспышка тошнотворного света заполнила зрение, и он провалился в забытье.
Я обернулся на крик. Калио Леззек лежал на белом мраморе командной платформы в ворохе зеленых одежд. Когда я видел астропата в последний раз, он был при смерти, но каким-то образом сумел добраться до мостика. Я подошел к нему, тут же забыв об атаке Тира на «Железную кровь».
Старика трясло. Из глаз текла кровь, окрасив старые коричневые швы. На мертвенно-бледном лице блестели ярко-красные губы. Трость с серебряным наконечником застучала по гладкому мрамору, когда он попытался встать. Астропат поскользнулся и снова начал падать, и я поймал его под руку.
Леззер был легок, как пушинка, но я едва не выронил его, когда коснулся. Моя рука словно погрузилась в горячую кислоту. Я подавил боль и осторожно поднял старика на ноги. Вокруг собрались палубные офицеры и слуги. За моей спиной продолжалась битва, забытая и неконтролируемая.
— Магистр Леззек, — произнес я. Он не ответил. Тело тряслось, пальцы сжимались и разжимались. По подбородку бежала густая красная струйка. Губы шевелились, но изо рта вылетал только хрип. — Магистр Леззек, — снова попытался я, но, похоже, он не понимал, что я рядом. — Калио, — обратился я, и он повернул голову.
— Я чувствую, как оно тянется к нам, — прошептал он. — Я вижу его, проходящее через шторм. Терра, она горит. — Он застонал и задрожал. — Как может такое… — но вопрос замер в горле. Голова запрокинулась. Я услышал, как затрещали кости. Он открыл рот и закричал, не издавая ни звука. Жгучая боль наполнила мою руку там, где я держал его.
Астропат поднялся с палубы, плоть светилась изнутри, словно его кровь воспламенилась. Старика словно подвесили на крюке за ребра, руки и ноги дергались. Я разжал руку, когда перчатка раскалилась докрасна от жара. С астропата посыпался пепел, волосы и шелк мантии обуглились и осыпались с кожи. Изо рта Леззека вырвался рев, подобный потоку воздуха, засасываемого через колосниковую решетку. Из тела сгорающего человека исходил гулкий обезличенный голос, произнося сообщение, которое убивало астропата.