Он замолчал: к горлу подкатил жесткий ком.
Он не слышал, что говорили теперь уже громкими голосами крестьяне.
Бородач подошел к убитому лосю и, взявшись за рог, выпростал голову зверя из-под тяжелой туши.
– Гляди на свово Одинца! – сказал он охотнику и презрительно сплюнул.
Вместо широких рогов-лопат на голове лося торчали какие-то жалкие спички.
Охотник глядел и не понимал.
Бородач обернулся к Ларивону:
– Я еще по следу приметил, что лосек молодой: Одинцов след – во! Одинец разве такому дастся?
И опять, обращаясь к охотнику, поддразнил:
– Хотелося лося, да не удалося!
Как сквозь туман, донеслись до охотника слова Ларивона:
– Толковал ему, каков из себя Одинец-то. Известно, городскому человеку ни к чему – что старый бычина, что теленок.
Охотник растерянно пролепетал:
– Не может быть: я же Одинца стрелял!
Бородач весело подмигнул Ларивону:
– Не зря молвится: лося бьют в осень, а дурака завсегда. Мало каши ел, парень!
* * *
Когда к полудню старый глухарь вернулся с жировки, Одинец ждал его уже под елью.
Через пять минут оба спокойно дремали, каждый на своем месте.