И убег. У Нилыча в голове, как обухом, стучит. Вот где лес-то темный! К кому пойти, кого спросить, что все это обозначает?
Решился. К землемеру. Барин хороший, ученый, годков пять назад, когда дачу казенную обмерял, в Уренях у попа помещался. С той поры у него же на кухне Нилыч всегда ночевал, когда в Кострому бегал. К нему, значит.
Землемер дома оказался. В огородике копается. Нилыча встретил ласково.
– Чайку попьешь? Ничего, брат, не обмирщишься, он морковный. Китайский-то – тю-тю скончался, царствие ему небесное. Ну, выкладывай, с чем пришел?
Все ему Нилыч поведал: и про Фролку, и про царя избрание, и про конину, и про иголку сторублевую.
– Скажи, барин, на милость, что все сие означает? Землемер бороденку почесал и очки протер.
– Объяснить тебе это трудновато. Означает сие революцию и крушение общественных устоев.
Долго рассказывал землемер. Неукулемные слова выговаривал, но все же дал мозгам просветление. Народ, царя скинув, разбаловался: работать никто не хочет, и всяк за готовое хватается. Удержу никому нет. Жрать всем надобно. Господ обобрали, купцов тоже и крестьян пообчистили. Это и есть коммуна. Теперь обирать больше некого. Потому и в булочной жмых, а иголка – сто рублей. Фролки же всякие с мужика последнюю шкуру дерут.
– А когда же тому конец наступит?
– Это ты, брат, в пророки меня произвести хочешь? Но предполагать возможно. С наступлением холодов должно вспыхнуть народное возмущение, и советский строй падет.
– Ленину, значит, крышка будет?
– Всенепременно. И не далее, как к Новому году.
– А нам как быть?
– Ваша судьба может сложиться двояко: или с наступлением зимнего пути вас уничтожат, или советский строй падет раньше, и тогда вы спасены.
– Значит, ожидать?
– Ожидать и надеяться, а по мере сил – защищаться.
– Та-а-ак… Значит, всё от Бога!
И на ту сторону кладет и на эту. Барин ученый, а и ему в точности ничего не известно. Где же нам-то понять!
В ту же ночь Нилыч домой тронулся. Ну ее, Кострому, шутову сторону!
Еще шибче назад бежит Нилыч. Земля ему споды ножные жжет. Не радует его теперь ни дух легкий, куща зеленая, ни птичий свист. Повидал он людское томление, скверность, оскудение, и думается, что то ж и в Уренях будет.
Порубят тебя, темный сосновый бор, поразгоняют птицу и зверя, сгинут русалки и девки чарусные, леший хозяин в иные места уйдет. Правое слово сказал землемер: «порушены жизни устои». Где же устоять Уреням, когда вся Русь великая суетным беспутством объята?