«Авророй» назывался четырехмачтовый барк с двумя топселями, прямой парусной оснасткой на фок– и грот-мачтах и косым парусом на бизани. Двенадцать тысяч миль до Сиднея он преодолевал за два с половиной месяца, заходя в порт только однажды, в Кейптауне: сначала брал курс на юг в Атлантическом океане, затем через Индийский попадал в Тихий. Груз «Авроры» составляли несколько сотен фаянсовых стульчаков и бачков для ватерклозетов, два ландо, дорогие мебельные гарнитуры из грецкого ореха, хлопчатобумажные и шерстяные ткани, рулоны тончайшего французского кружева, ящики книг и журналов, банки французского конфитюра, жестянки патоки, четыре паровых двигателя Мэтью Боултона и Уатта, партия медных дверных ручек, а в запертой части трюма – десятки огромных ящиков, помеченных черепом со скрещенными костями. На обратном пути трюмы «Авроры» загружали тысячами мешков пшеницы, а место ящиков с черепом и костями занимали золотые слитки.
Вопреки желанию капитана судна, фанатичного женоненавистника, «Аврора» брала на борт дюжину пассажиров обоего пола и обеспечивала им некоторые удобства, хотя кают-компании на ней не было, а еду подавали самую простую – свежевыпеченный хлеб, соленое масло, хранящееся в прочных бочонках, вареную говядину, проросшую картошку и мучной пудинг, сдобренный джемом или патокой.
Элизабет притерпелась к качке еще на полпути через Бискайский залив – в отличие от миссис Уотсон, за которой девушке пришлось ухаживать. Но эта обязанность не вызывала у Элизабет отвращения, поскольку миссис Уотсон была доброй душой, терпеливо несущей непосильное бремя. Троим путешественникам досталась каюта с иллюминатором и конуркой для горничной при ней. «Аврора» еще не успела войти в Ла-Манш, когда мистер Уотсон объявил, что не станет мешать дамам и будет спать в баре для пассажиров. Поначалу Элизабет было невдомек, почему это известие так опечалило бедную миссис Уотсон, а потом она сообразила, что бедность Уотсонов – следствие пристрастия главы семьи к крепкому спиртному.
А как холодно было в море! Только когда позади остались острова Зеленого Мыса, зима наконец отступила, но к тому времени миссис Уотсон уже раздирал кашель. В Кейптауне ее испуганный супруг протрезвел настолько, что обратился к врачу. Но тот лишь поджал губы и покачал головой.
– Сэр, если вы не хотите свести свою жену в могилу, немедленно сойдите на берег, – посоветовал он.
Но как быть с Элизабет?
Подкрепившись полпинтой джина, мистер Уотсон не стал задаваться этим вопросом, а миссис Уотсон впала в ступор и ни о чем не спрашивала мужа. Вдвоем они покинули корабль вместе со всем багажом через полчаса после ухода врача, бросив Элизабет на произвол судьбы.