Еще никогда в жизни Элизабет никому не была так благодарна, как экономке за это приглашение: подобно всем воспитанным женщинам той эпохи, ей порой часами приходилось ждать возможности опорожнить мочевой пузырь, поэтому в пути она не осмеливалась сделать ни единого лишнего глотка воды. Жажда приводила к обезвоживанию, моча застаивалась в мочевом пузыре, в почках образовывались камни; женщины часто умирали от водянки.
После нескольких чашек чаю с сандвичами и восхитительным маковым кексом Элизабет улеглась в постель – настолько усталая, что даже не заметила, как выглядит ее спальня.
– Элизабет, если комнаты тебе не по душе, непременно скажи, что тебя не устраивает, – попросил Александр за завтраком в самой чудесной столовой, какую когда-либо видела Элизабет. Окна и крышу комнаты заменяли гигантские листы стекла в тонких рамах из белой стали; столовая больше напоминала джунгли – столько в ней было высоких пальм и раскидистых папоротников в кадках.
– Мои комнаты мне очень нравятся, а эта столовая – еще больше.
– Это зимний сад. В холодном климате в таких помещениях зимой оберегают от мороза тропические растения.
Александр вновь облачился в «кожанку», как мысленно назвала Элизабет его одежду; шляпу он положил на свободный стул.
– Вы куда-то собрались?
– Я же дома. Здесь мы будем видеться разве что по вечерам. Миссис Саммерс покажет тебе дом. Подумай и скажи, что бы ты хотела в нем переделать по своему вкусу. Этот дом скорее твой, чем мой, – в отличие от меня ты почти всегда будешь дома. Ты, кажется, не играешь на пианино?
– Нет. Мы не могли позволить себе иметь инструмент.
– Значит, я найму тебе учителя. Музыка – моя страсть, ты должна научиться хорошо играть. Ты поешь?
– Могу напеть мелодию.
– Пока я ищу учителя музыки, тебе придется коротать время за чтением и упражняться в письме. – Он наклонился, небрежно скользнул губами по ее щеке, нахлобучил шляпу и удалился, громко призывая свою верную тень – Саммерса.
Миссис Саммерс предложила «мэм» показать дом. Элизабет не ожидала от этого осмотра никаких сюрпризов; как она и предвидела, каждая комната была отделана роскошно, в стиле сиднейского отеля, о нем напоминала даже грандиозная лестница. В просторной гостиной, помимо рояля, стояла арфа.
– Настройщика привезли из самого Сиднея, как только рояль поставили на место. Ох уж этот мне рояль! Его не позволяют подвинуть даже на волосок, чтобы протереть под ножками, – проворчала миссис Саммерс.
Библиотека явно была любимым уголком Александра: в отличие от других комнат она имела обжитой вид. Между книжными шкафами из темного дуба стояли мягкие кресла, обитые темно-зеленой кожей; в убранстве преобладала шотландка цветов Мюрреев – обои на стенах, портьеры, ковер. Но почему Мюрреев? Почему не Драммондов? Элизабет считала шотландку Драммондов очень красивой: на ярко-красные квадраты ее делили многочисленные зеленые и темно-синие линии. А Мюрреи испокон веков носили тускло-зеленый тартан, разделенный на клетки тонкими красными и темно-синими линиями. Ее муж питает несомненное пристрастие к почти вызывающей роскоши, так почему он отдал предпочтение приглушенным цветам Мюрреев?