— Погибнем? В шесть часов? Хорошо, проверим. Нам спешить некуда.
— Я живу здесь все время, — вставил Шенеке. — Я знаю дом, как свою ладонь. Мин нет. Все старожилы скажут то же самое. А этот негодяй…
— Подождем, — сказал Бакулин.
Он следил за Хаутом. Предложил закурить. Пальцы Хаута дрожали, когда он зажигал спичку.
Часы фон Шехта — старинные часы — сыграли несколько тактов марша и гулко пробили шесть. Хаута, обмякшего, отупевшего, увели автоматчики.
Допросили его в тот же вечер в контрразведке, в присутствии Бакулина.
Хаут оправился, держал себя развязно. Да, состоял, в союзе гитлеровской молодежи… Да, и в фольксштурме; Был там командиром. Чубатов спрашивал не спеша, записывал аккуратно, четким, каллиграфическим почерком.
— Убил я! — вымолвил Хаут. — Что вам еще нужно? Можете расстрелять меня.
Тут он словно испугался собственного голоса и сжался. Это не укрылось от Бакулина.
— Одну минуту, лейтенант, — сказал он, — я задам вопрос. Скажите, Хаут, вам известно, кого вы убили? Кто он, как его звали?
— Я… Я… Он предатель…
— Его имя?..
— Не… Не помню…
— Не знаете?
Хаут молчал.
— Я понял вас, товарищ майор, — тихо сказал Чубатов и обмакнул перо. — Итак, Хаут, вы проникли в квартиру фон Шехта, в библиотеку, и выстрелили из окна.
— Да, из окна, — отозвался Хаут.
— Так, — перо Чубатова задержалось. — Однако стреляная гильза, свежая стреляная гильза лежала аз доме «черноголовых», под амбразурой.
— Неважно. — Хаут опустил голову. — Я убил! — выдохнул он с усилием. — Я!
В эту минуту в памяти Бакулила возник другой юнец — испитой, бледный до синевы, с пятном волчанки, залившей полщеки. Из шайки грабителей попался он один, остальные, в том числе старший, матерый рецидивист, скрылись. Арестованный не отпирался, напротив. Больной телесно и душевно, озлобленный против всего здорового, он со странным упрямством, вопреки всякой очевидности, брал всю вину на себя.
Вот и Вернер Хаут… Он исступленно твердит «Я убийца», но доказательств еще нет. Убить Фойгта мог только очень хороший стрелок, а этот… Слишком издерган. Сомнение появилось у Барулина с самого начала, при первом взгляде на Хаута. Теперь оно росло.
— Где ваше оружие?
Хаут смешался. Оружие? Оно у тети Гармиш, в тридцать седьмой квартире. В комоде.
Допрос прервали. Чубатов поехал к Шарлотте Гармиш. Оружие отыскали, но не в комоде под бельем, куда положил его Хаут. Шарлотта, желая помочь племяннику, переложила револьвер — старый, тяжелый маузер. Из него давно никто не стрелял. Тем временем лаборатория закончила исследование гильзы, найденной под амбразурой, подтвердила марку пистолета — «манлихер» старого образца.