— Так себе. Не часто, но бывает.
— Вы побывали недавно во Франкфурте, не так ли?
— Да, я ездил туда на аукцион.
— Я знаю. И закупили вещей на очень большую сумму. Как вы расплачиваетесь?
— По-разному. В том числе чеками. В данном случае я выполнял задание своего клиента.
— Кто он?
— Я предпочитаю не говорить об этом. В моей работе надо проявлять такт по отношению как к покупателю, так и к продавцу, а также уважать клиента, у которого могут быть свои причины не выставлять напоказ большие деньги.
— Вы имеете в виду уклонение от уплаты налогов?
— Нет, но я знаю, что моим клиентам не понравилось бы, если бы я рассказывал направо и налево о том, что они у меня купили или продали и сколько стоили эти вещи.
— Вы упомянули об Андерсе фон Лаудерне, когда мы пришли, — спросил второй, до этого сидевший молча. — Вы знали его?
— Очень хорошо. И многие годы.
— К сожалению, он умер, как вы знаете. Трагический конец. Особенно если учесть, что он только что выкупил семейную усадьбу. Это ему стоило немалых денег. Я слышал, что больше миллиона?
— Мы никогда не говорили о стоимости, но деньги наверняка были немалые.
— Вы не знаете, откуда они появились?
— Да, знаю. Он продал несколько картин Кандинского.
— Где он их раздобыл?
— Удача. Удача и компетентность. Он, кажется, купил их в какой-то небольшой лавчонке, где не слишком разбирались и в искусстве, и в Кандинском. Или на аукционе. Точно не помню. К тому же Кандинский не особенно импонирует зрителю. Ни своими закатами, ни лосями.
Я улыбнулся своей шутке, но они не отреагировали на нее. А может, им нравилось такое искусство. С лосями и закатами.
— Это что, обычное дело — «найти» раритетную картину на аукционе или в антикварном магазине?
— Нет, конечно, но иногда может повезти. Знания и ловкость тоже имеют значение, к тому же я сказал, что Кандинский труден для восприятия. Когда-то он жил в Швеции, и здесь осталось, по всей видимости, несколько его картин.
— Вы не думаете, что может быть и другое объяснение? — снова заговорил комиссар Бергман, не отрывая от меня серьезного взгляда.
— Не имею представления.
— А мы имеем. У нас есть основания думать, что у Андерса фон Лаудерна был очень тесный контакт с Леонардо Пичи и его «мебельным» экспортом в Швецию.
Стоя в дверях, я провожал их взглядом. Комиссар Бергман был ладно скроенный, крепкий мужчина. Его даже можно было назвать толстым. Другой рядом с ним — Ларссон — казался совсем тоненьким, гибким прутиком. Фигурами они были похожи на известную пару клоунов, обычно забавлявших публику дракой кремовыми тортами. Но эти двое были отнюдь не клоунами. Даже если они и не сказали об этом прямо, я почувствовал, что они подозревают меня в причастности к контрабанде наркотиков из Италии. На мой прямой вопрос перед их уходом они ответили уклончиво, но комиссар Бергман сказал, что они были бы благодарны, если бы я некоторое время не уезжал из дома. Возможно, они вернутся, чтобы задать мне еще кое-какие вопросы.