— А зачем ты показал мне это письмо?
Он пожал плечами.
— Собственно говоря, у меня не было такой необходимости. Вся эта история тебя, собственно, не касается. Это наше дело — Андерса, Элисабет и мое. Но поскольку я знаю, что ты не веришь, что Андерс погиб в результате несчастного случая, то я хотел только, чтобы ты знал, что можешь исключить меня из числа возможных убийц. — И в первый раз с момента прихода он улыбнулся мне, став сразу на десять лет моложе.
Я удивленно смотрел на него.
— Я мог подозревать тебя в убийстве Андерса? Кто же, ради всех святых, станет такое утверждать?
— В общем-то никто, — и он снова улыбнулся. — И не так уж важно, что ты думаешь или как считаешь. Но поскольку я оказался рядом с твоей лавкой, то подумал, что лучше заодно зайти и прояснить все на этот счет раз и навсегда. Знаешь, что я лично думаю по этому поводу, если уж быть до конца откровенным?
Я отрицательно покачал головой.
— Андерс не утонул. Он покончил самоубийством.
— Самоубийством? Не слишком это притянуто за уши?
— Не так, как ты думаешь. Андерс был вовлечен во что-то, из чего он не мог выпутаться и что могло разрушить всю его жизнь и исключить его из числа моих преемников. Ночью, в час тоски, он решается, будучи не в состоянии больше жить с таким грузом. Тихо и осторожно он идет к мосткам, раздевается, аккуратно складывает одежду. Потом входит в воду и отплывает на середину озера. — Свен Лундман замолчал. Потом, спохватившись, быстро, словно предупреждая новые вопросы, попрощался. — Рад был видеть тебя, — сказал он и вышел.
В окно я смотрел, как он быстро, слегка наклонившись вперед, шел в сторону площади Чемпанторьет. В то, что он «случайно оказался рядом», я не поверил ни секунды. Это была совершенно очевидная ложь. Но почему он пытался уверить меня в том, что Андерс и Элисабет не любили друг друга? Чтобы подчеркнуть, что у него не было никаких мотивов убивать Андерса? Но его никто ни в чем не обвинял. Полиция и все другие исходили из того, что Андерс утонул. А Свен считает, что это было самоубийство.
Как и прежде в это прекрасное теплое лето, я сидел на террасе и любовался мозаикой темных крыш Гамластана и нежной зеленью садов Юргордена далеко за ними. Внизу на площади Чепманторьет святой Еран вздымал бронзовый меч на защиту своей юной девы от опасностей и коварства. Деревянный оригинал этой статуи, выполненный Бернтом Нотке, как долгое время считали, в память победы Стена Стуре Старшего над королем Дании Кристианом на горе Брункеберг в 1471 году, стоял на том месте, где сегодня расположена церковь Клары и площадь Сергельторг. Многие годы 18 октября отмечался как День Победы и почти как Национальный праздник, в который святой Еран оставлял своего деревянного коня и во главе народного шествия следовал через весь город на гору Брункенберг. Но со временем исследования привели к другим представлениям. Статуя должна была теперь стать символом Швеции и символизировать добрые отношения с папой и Ватиканом. При ее воздвижении в 1489 году у присутствовавшего при этом дипломатического посланника Ватикана Антониуса Марта уже кончились прихваченные им с собой папские индульгенции. Новые должны были с тех пор печататься во францисканской типографии на Риддархольмене. Согласно новой теории, дрожащая дева должна была теперь символизировать христианскую веру, подвергшуюся нападению дракона зла, но спасенную церковью в образе святого Ерана. Это, возможно, привело к тому, что Густав Васа повелел перенести скульптурную группу в более изолированное место — под сень церкви. Его отношения с папой были, мягко говоря, напряженными после реформации и изъятия церковных ценностей для разгрома датского владычества над Швецией.