— Почему бы и нет? Менять что-либо поздно: вы дали старику честное слово.
Мира весело рассмеялась:
— Вы, журналист, говорите о честном слове! Это уже слишком!
— Вы хотите сыграть еще одну шутку с этим беднягой?
— Я об этом как-то даже не думала, — отозвалась она беспечно, замедляя ход. — Просто я хотела сказать, что мы могли бы удрать отсюда и больше не возвращаться.
«Кадиллак» проехал одну деревушку и вскоре очутился в новой. Из окруженного чахлым лесом поселения вскоре должны были исчезнуть все следы человеческой жизни: индейцы, верхом на своих «буррос», становились все более и более малочисленными.
— Что, если нам немного прогуляться пешком? — внезапно предложила Мира. Она свернула с дороги, и мы медленно протряслись по ухабам к первым деревьям. В их тени мы остановились. Мира первой выскочила из машины и побежала по бурой, блестящей на солнце траве. Я последовал за девушкой. Она подняла глаза к солнцу и испустила вздох удовлетворения.
Эта особа приводила меня в замешательство. Может быть, причиной тому были ее золотые волосы и белый мрамор шеи, может быть, тонкая линия талии и прекрасной формы руки, а может, резко очерченный рот и женственный подбородок. Я искал в памяти женщину, которая действовала бы на меня столь опьяняюще, которая приводила бы меня в такой экстаз, — напрасная трата времени.
— Послушай, сестра… — начал я, но она резко перебила меня.
— Один момент! Прошу не называть меня сестрой. Я не ваша сестра. У меня есть имя. Мира Шамвей. Зарубите это себе на носу!
— Если бы вы были моей сестрой, то уж наверняка были бы лучше воспитаны, — пробурчал я.
— Жестокость — вот ваше единственное средство, ваше и других грубиянов. Это все, на что вас вдохновляют женщины.
— Особенно, когда они дразнят нас своим змеиным языком. Кстати, представительницы слабого пола любят жестокость.
— Я не желаю впутываться в эту историю с индейцами, — заявила Мира, внезапно подходя ко мне вплотную. — Можете участвовать в ней, если вас привлекают приключения, а я не согласна.
Я подумал: «Если бы ты знала, малышка, что я тебе собираюсь подстроить, ты вскарабкалась бы на дерево, пораженная моим коварством». Но я удовольствовался только тем, что пожал плечами.
— Не стоит возвращаться к старому, — примирительно сказал я. — Через несколько дней вы же сами будете меня благодарить. Уж не боитесь ли вы этого Квинтла?
— Я не боюсь ни одного мужчины!
— Вы мне об этом не говорили.
— Затеянная вами авантюра — полнейшая бессмыслица, — продолжала девушка. — Я даже не знаю языка. На словах все легко, но попробуй все сделать. Если у индейцев возникнет хоть малейшее подозрение в отношении моей персоны, я тут же буду разоблачена.