Они поднялись на третий этаж здания и оказались в гораздо более чистом, опрятном, ухоженном, нежели первый этаж, богато обставленном холле. По обстановке было видно, что здесь обитает руководство учреждения, а может и его самый главный начальник. «Нет, тут вряд ли расстреливают, – посетила и сразу же прижилась успокоительная мысль. – Значит, всё-таки допрос. Интересно, бить будут?». Холл венчала массивная резная дверь, пройдя через которую, они очутились в просторном кабинете, обставленном со вкусом, не лишённым изящества. Мягкая обивка стен, тяжёлые бархатные шторы, прикрывающие большое окно, дорогая добротная мебель, сработанная явно на заказ, большая и яркая настольная лампа, рисующая всё убранство кабинета мягкими полутонами, наконец, монументальный, больше человеческого роста портрет президента со свечечкой в правой руке – всё говорило за то, что хозяин заведения не просто начальник, а большой начальник. Мягкий, чрезвычайно дорогой персидский ковёр, устилающий пол, скрадывал звуки шагов и вселял надежду, что бить всё-таки не будут. По крайней мере, не здесь. Черноризец указал Алексею Михайловичу на стул возле письменного стола и исчез за дверью. Пиндюрин остался один.
Он сидел, рассматривая изгиб ножки стола, откровенно напоминающий изгиб бедра и филейной части восточной красавицы, и соображал, что же такого он натворил, каких преступлений насовершал, что оказался здесь, в этом учреждении. И для чего, за какой такой надобностью он стал так необходим местному начальнику, ведь шлёпнуть его мог кто угодно и где угодно, хоть даже в коровнике, определив тело на вечное содержание в навозе. Да и допросом с пристрастием этот начальник вряд ли захочет марать свои ручки, равно как и ковёр, и мебель, и стены своего кабинета. Что ж такое он, Алексей Михайлович Пиндюрин представляет из себя, чего даже не представляет себе? Что такого важного может он знать, чего сам даже не знает? А может всё дело в машине времени? Может те кому надо разузнали и заинтересовались его разработкой, тайно доставили его куда надо, и теперь он пребывает где надо? Но ведь испытание с треском провалилось? А может, и не провалилось вовсе? Может …? И всё это …? А что, очень может быть. Не исключено, что его даже наградят ….
Такое уж свойство человеческой психики, так уж она устроена, что ей вовсе не лень ни саму себя возбуждать, накручивая всевозможные страхи и невероятные хитросплетения коллизий, ни саму себя утешать, закрывая глаза на очевидные опасности.
Так он размышлял, сидя на стуле в кабинете, что даже не услышал, как по мягкому ковру к нему вплотную приблизились посторонние, явно не предвещающие ничего хорошего шаги.