– Один поедешь, без сопровождения. Во, какое к тебе доверие! Цени! А коли не доедешь, я тебя искать не стану, не боись. Господь покарает как отступника и расстригу. Тяжкий это грех перед Господом, так что лучше б и не родиться тебе. А чтоб долго не ждал кары-то Господней, органы соответствующие подсобят, раньше тебя найдут, да прямиком на суд к Богу через муки великие и отправят. Так что поостерегись ослушаться-то.
Что, прям вот так и сказал? Один поедешь, без сопровождения? Ха-ха-ха! И с новой одёжкой надул? Вот блудник-то! Вот шут гороховый! Ха-ха-ха! И эти люди не разрешают нам ковыряться в носу! Ха-ха-ха! Ну, по Сеньке и плаха, сам себе суд уготовил и в сем веке, и в будущем.
За столиком тихого летнего кафе мёртвого города сидели и разговаривали двое. Один слушал да громко, от души смеялся. Другой – монашек в чёрном долгополом подрясничке и в старой заношенной скуфейке на голове – рассказывал, чуть не плача и поминутно вытирая влажные глаза. Огромная телячья отбивная с кровью, хотя наполовину и съеденная, давно уж лежала нетронутой и покрылась толстым слоем застывшего жира. Пиво, впрочем, было выпито полностью, до капельки. Оно ведь доброй беседе не помеха, наоборот, подспорье.
XXVI. Дурдомизмы отечества
Женя ехал домой. Ехал один, без сопровождения. Его почему-то не особо удивило, как легко он был отпущен. Скорее, в эту минуту им владело другое недоумение – более поразительное, казавшееся неправдоподобным обстоятельство, на которое он даже не рассчитывал и мысленно готовился к худшему. Ведь, покинув гостеприимный кров заведения, он не оказался снова в навязчивой атмосфере треклятой «Площади революции», а очутился на обычной московской улице, освещённой оранжевым светом уходящего летнего дня. По асфальтированным магистралям буднично сновали автомобили, на тротуарах суетливо копошились прохожие, в воздухе обыденно висел смог, и плыла какофония звуков, лязгов и визгов. Всё как всегда, будто и не было вовсе страшной фантасмагории прошедшей ночи.
Будто бы не было… Но в то же время ограждавшая здание нескончаемая бетонная стена с орнаментом из колючей проволоки, наглухо закрывшиеся за его спиной серые стальные ворота без какой бы то ни было вывески, и ноющее ощущение тревоги, навеваемое угрозой свидеться, всё упрямо указывало на то, что кошмар, пережитый им минувшей ночью – не сон, не призрак, а нечто такое, что действительно происходило. И наверняка ещё не закончилось. Нужно ли говорить, что в метро Женя спускаться уже не стал. Он залез в первый подкативший троллейбус в сторону центра, уселся на освободившееся место и принялся обдумывать давешние приключения. Мысли путались, переплетаясь в замысловатые узлы и не позволяя сосредоточиться на главном. Да и само оно, ГЛАВНОЕ, всё время как-то ускользало, пряталось, терялось за наслоениями шелухи, не давая точки опоры, от которой можно было бы оттолкнуться и понять.