Настя отпустила мою руку, не отводя взгляда, отступила на пару шагов назад, глаза её вдруг потеряли блеск и подёрнулись едва заметной почти прозрачной поволокой, а по щеке покатилась, сверкая, лунная искорка слезинки.
– Настя, ты что? Обиделась? – не зная, что сказать, не имея нужного, необходимого в таких случаях запаса слов, но не давая воли говорить сердцу, залепетал я. – Ну подумай сама, куда нам торопиться? Разве я не прав? Разве нам и так не было хорошо?
– Да. Было, – еле слышно ответила она, потом повернулась и медленно пошла прочь.
Вдруг она как-то вся встрепенулась, стрелой метнулась в сторону Санька, как заправский джигит вскочила в седло его скакуна, поставила того свечой так, чтобы и сам Санько, и Петрович отпрянули в стороны и не смогли её удержать. Затем, гарцуя на малом пятачке возле машины, распаляя коня и в то же время сдерживая его на грани стремительного рывка, посмотрела последний раз в мои растерянные, безумные глаза.
– Да. Ты прав, Робинзон, – заговорила она быстро и громко, стараясь в короткий миг, пока растерявшиеся казаки не остановили её, сказать как можно больше, самое главное. – Да. Нам было хорошо. Очень хорошо. Но ты так и не понял, что женщина выбирает не того мужчину, с которым хорошо, а того, без которого НЕВОЗМОЖНО ни дня, ни часа, ни секунды! Который и в разлуке – рядом, а не рядом с которым разлука.
Она вонзила тонкие острые как спицы каблуки-шпильки в бока коню и тот, оторвавшись от земли, умчал её прочь в сторону села, исчезая, тая в ночи будто навсегда.
– Та-а-ак. Ну дела, – проговорил Петрович после продолжительной немой паузы, державшей всех нас в оцепенении. – Ну девка! Ну стрекоза! Так, Санько, бери моего коня, а я с этими. А вас, господа-товарищи, прошу в машину на заднее сидение. Вы задержаны для выяснения личностей. Ключики пожалуйте.
Я повернулся к таксисту и почувствовал на себе его строгий, вдумчивый, пытливый взгляд. Мне показалось, что он осуждает меня и как-то даже разочарован, ищет, старательно ищет объясняющие всё причины моего поступка, и не может найти.
«Что же ты наделал, безумный? – как бы говорили его немигающие глаза. – Неужели всё зря, и годы ожидания, и это наше путешествие, и эта ночь, и вообще вся жизнь?»
Мы сели в машину, Петрович запустил двигатель и стал настраивать под себя кресло, а потом большое панорамное зеркало заднего вида на лобовом стекле. На мгновение, на самое короткое, но достаточное для того чтобы понять всё мгновение в зеркальном отражении мелькнули мы рядом с моим попутчиком, а затем установился казак. Меня словно током ударило, ведь ещё недавно, во время движения, в зеркале я не смог увидеть таксиста, но лишь пустое водительское сиденье.