Я понял, какую ошибку только что совершил. В памяти, как «Отче наш», всплыли наставления Прохожего: «Он отныне постоянно будет с тобой, хоть и не явно. Чуть усомнишься, знай, это он дует тебе в уши свою философию, чуть остановишься, разнежишься, это он разжижает твою кровь своим коньяком, чуть закружит голову успех, это прижились и поднимаются в твоей душе льстивые ростки искуса. Будь осторожен и внимателен».
Эту схватку я проиграл и потерял Настю. Но решающий бой, от которого зависит исход всей битвы, ожидал меня впереди.
XLIV. Принимающий того, кого я пошлю, меня принимает
Чёрная мгла накрыла своим величием и безраздельной властью огромный мёртвый город. Холодное сияние ночного светила, царящего в этот час, но не способного хоть как-то разбавить мрак над мегаполисом, освещало только верхушки башен и уродливых стеклянных билдингов, не доставая своим бледным свечением подножия каменного кумира. Там внизу, разгоняя прочь крупицы тёплого света, нечаянно позабытые здесь бесследно канувшим в Лету солнечным вчера, по ночным улицам и переулкам не спеша, опускаясь всё ниже и ниже к самому дну, бродила тьма, постепенно овладевая всем огромным, расплывшимся от нагулянного жира в разные стороны от Кремля телом стареющей царицы блудниц.
У ярко освещённого серебряным светом окна одного из древних зданий, чудом всё ещё сохранившихся от очумелых блудливых ручек московского градоначальника, стоял человек, грозный профиль которого чётко вырисовывался на фоне старых башен сонного, уставшего от призрачной жизни Кремля. Человек ещё не ложился в эту ночь, впрочем, как и в многие-многие другие ночи, отчего черты его некогда красивого, но высохшего от времени и забот лица выражали нечеловеческую муку и скорбь. Он ждал. Ждал давно и уже, казалось, безнадежно. Но, веря в непреложность обетования, терпеливо и покорно. Наконец, человек отошёл от окна и проследовал вглубь помещения к кухне, отгороженной от остального пространства огромной комнаты стойкой, выцветшей и потрескавшейся от времени. Он нажал кнопку на панели старой кофеварочной машины. Та натужно и как бы недовольно заурчала, загудела, затряслась мелкой лихорадочной дрожью и выплеснула из своего чрева ароматный чёрный напиток в подставленную заранее пол-литровую керамическую кружку с нацарапанной на видавшем виды боку надписью «NESCAFE». Человек взял кружку, сделал, обжигаясь, несколько больших шумных глотков и, покинув кухню, удобно расположился в одиноко стоящем посреди комнаты лицом к окну большом мягком кожаном кресле.
От дальней тёмной стены отделилась такая же тёмная тень и неуверенно, то делая два больших шага вперёд, будто переступая невидимые лужи, то останавливаясь и переминаясь в нерешительности, то отступая назад и, неожиданно, снова два больших шага вперёд, проследовала к освещённому центру залы, где стояло кресло. По мере приближения к свету тень обратилась в большого лохматого пса неизвестной породы. Подойдя к хозяину, зверь игриво завилял хвостом, жалобно заскулил и, уткнув лохматую морду в колени человеку, поднял на него грустные, добрые, полные собачьей преданности глаза.