Озеро открылось внезапно, будто вынырнуло из-под земли и, раздвинув густые стройные ряды сосен и елей, легло под ноги огромным и плоским серебряным блюдцем. В нём, отражаясь от хрустальной глади, плыли куда-то по своим небесным надобностям облака невесомые и пышные как взбитые сливки, хоть языком их слизывай. А в самом центре сего зеркального безмолвия, играя на солнце золотыми бликами куполов, торжественно и незыблемо, словно основание земной оси и, вместе с тем, легко и стремительно, как корабль под белоснежными парусами, плыл в сторону обратную облакам древний белокаменный кремль с волшебным храмом-птицей в апогее. Я остановился и замер не в силах пошевелиться или отвести взгляд. Какая-то неведомая сила, не считаясь ни с чем, вдруг опустила меня на колени и, сорвав с рук и ног вериги, подхватила, подняла моё лёгкое воздушные тело вверх над людскими головами, над озером, над облаками да понесла в пространстве, ничем не ограниченном, свободном, определённом лишь безграничной волей и неиссякаемой любовью Творца. Я не увидел глазами, но ощутил кожей, сердцем, духом своим, вдруг вырвавшимся из сковывающих объятий плоти и ставшим враз свободным, сильным, самодостаточным. Я почувствовал, как весь народ закудыкинский подо мной, вне меня, но вместе со мной встал на колени, вторя моему невольному призыву, и молится горячо и неистово. Кому? Каждый, должно быть, тому, в кого, или во что верил. Но мне показалось, что в этот момент нас ничто не разделяло, и верили мы все, покорившись силе своей генетической памяти, согласно заветам наших предков, осевших в этом заповедном месте, создавших этот Мир посреди мира, воздвигнувших эти могучие, не знающие тления и поругания белокаменные стены. А они-то знали, Кому молиться. Они-то точно ведали, иначе не выжили бы здесь, в этих диких таёжных местах, среди девственных непролазных лесов, в окружении враждебных, не знающих тогда ещё света Истины племён. И ведь не только выжили, но и обжили этот дремучий край, просветили его, одухотворили святой непогрешимой верою, создали на пустом месте твердыню, оплот государственности, коим приросла и укрепилась держава, с которого, Бог даст, начнёт теперь своё возрождение.
Когда я спустился из заоблачных высот на грешную землю, оковы мои действительно были сняты и валялись мёртвым прахом на траве у моих ног. Два дюжих молодца в казачьей форме подняли меня твёрдо, но не грубо с колен, подвели под локотки к лежащему на земле огромному, в три обхвата, пятиметровому бревну и встали как изваяния по обе стороны, играя нагайками. Поверхность этой импровизированной плахи была гладко отполирована человеческими телами, что недвусмысленно говорило об её частом использовании по назначению. А вдоль всей длины бревна на равном расстоянии друг от друга были вбиты три кольца в знак того, что обслуживать на нём можно было аж троих мучеников одновременно. Мой спутник последовал за мной, хотя его никто не неволил.