«Если во время войны, — спрашивает он, — всегда находятся неограниченные кредиты для убийства людей, чтобы война ни в коем случае не могла остановиться из-за недостатка долларов, франков, марок или фунтов, так почему же нехватает средств на вооружение науки, чтобы она могла дать жизнь всем детям с разрушенными сердцами?».
«Все дело, видите ли, в том, — отвечает он в этой же книге, — что в идиотской псевдонауке, именуемой буржуазной экономикой, в этом адском счетоводстве не учитываются разбитые детские сердца и человеческое горе».
Книга «Стоит ли им жить?» — документ большой политической значимости. Она одновременно — и научно-объективное свидетельство о гнилости капиталистической цивилизации, и острый памфлет на буржуазное общество, и суровый приговор, произнесенный этому обществу устами одного из выдающихся ученых и художников.
Советскому читателю, живущему в счастливой стране социализма, не знающему ужасов безработицы и голода, окруженному нашими замечательными, здоровыми и жизнерадостными детьми, трудно даже представить себе описываемый де Крюи мир нужды, лишений и детских могил.
Книга де Крюи учит нас еще больше любить свою родину, страну цветущей науки и подлинной заботы о человеке, и еще больше ненавидеть капиталистическое варварство, превратившее окраины городов и рабочие кварталы в кладбища надежд и изуродованных детских жизней.
Привет русским читателям книги «Стоит ли им жить?»!
Я только что получил от д-ра И. Червонского сообщение о переводе моей книги. Это известие и обрадовало, и взволновало меня. Боюсь, что вам, советским людям, гражданам нового мира, автор книги покажется невероятным простаком и весьма наивным человеком. И у вас, несомненно, создастся впечатление, что американцы живут в обстановке сумасшедшего дома, если могут ставить перед собой этот горький иронический вопрос — стоит ли им жить?
Да, вы правы. Я был большим простаком. Дело, видите ли, в том, что я родился в богатой, буржуазной семье и никогда не сталкивался с подлинной человеческой нуждой. Научный мир, в котором я затем стал вращаться, отгорожен каменной стеной от страданий и вздохов трудящегося народа. А когда я вступил на литературное поприще, мои труды быстро пленили воображение читателей, так что, в общем, я никогда не знал недостатка в так называемых земных благах.
Вот почему и получилось, что я 43 года жил в своем узком, замкнутом кругу, — впрочем, без тени тщеславия или презрения к людям, менее счастливым, чем я. Но вот наступил тяжелый кризис начала тридцатых годов. Тут, наконец, глаза мои открылись, и я увидел страдания миллионов людей в стране величайшего изобилия, и эти страдания связаны с назревающей гибелью нашего экономического строя, — того самого строя, который сделал