Стояли ненормально жаркие весенние дни, когда смотритель набережной Диплидж, Риа и я сражались с напором песка, грозившим помешать Рие в строительстве нового дома в Уэйк-Робине. Из этой войны с песком при жестоком норд-весте нам удалось извлечь несколько фундаментальных биологических фактов, в достаточной степени суровых, но ни в коем случае не пессимистических. Этой сухой весной — в страшный год пылевого шторма и засухи — мы увидели, что случается с самой лучшей наследственностью, если подвергнуть ее превратностям неблагоприятной внешней среды.
Хорошо было этой весной в Уэйк-Робине на песчаном пляже у озера Мичиган. Это был не Детройт. На два километра вокруг не было ни одного голодного ребенка. Хорошо дышалось на свежем норд-весте, чисто вымытом трехсоткилометровым водным пространством, начиная от самой Зеленой Губы, у Висконсина. И острые песчинки, разносившиеся ветром, приятно покалывали лицо, когда мы ложились отдыхать. Как славно и здорово было обливаться потом на жарком солнце, делая шаг вперед и два шага назад, когда мы карабкались по мягкому песку на верхушку дюны, где мы старались насадить и вырастить шотландские сосны. Как приятно было работать, пока ноги сами отказывались двигаться, а потом отдыхать, млея на солнышке, потом снова бросаться в работу, когда становилось вдруг прохладно и солнце скрывалось за длинной грядой облаков, гонимых из Дулюта неугомонным норд-вестом.
Было подлинным уроком, и отнюдь не трагическим, отмечать факт гибели молодых сосен, посаженных нами на этом пляже год тому назад. Можно было наблюдать их смерть, не слыша при этом ни плача, ни криков. Этот пляж, где мы насадили тысячи деревьев, представлял собой чистый белый песок, обыкновенные силикаты, вылетавшие из озера и проносившиеся через набережную, вверх по холму, прямо в наши рощи, медленно засыпая их. Год тому назад мы с великими надеждами рассаживали эти молодые деревца. Мы сооружали сами себе памятники, говорил Диплидж, и мы смеялись, а к весне белое песчаное лицо пляжа зеленело уже молодыми сосенками. Затем пришла осень. Налетел неистовый норд-вест, вздымая тучи песка, колючего, как миллиарды крошечных летающих иголок. И вот наши вечнозеленые юнцы начали вдруг желтеть. Наступила зима, они стали коричневыми и потеряли всю свою хвою, и вот теперь, в новом апреле, из тысячи деревьев едва ли больше семидесяти пяти остались в живых… Неподалеку от пляжа, на холме, на той же самой песчаной почве, только на южном склоне, защищенном от диких порывов норд-веста, мы в тот же день посадили другую тысячу маленьких братьев этих шотландских сосен…