Чесс надеялась, что мебель леди Элизабет не слишком ужасна. Впрочем, даже если и так, она все равно ее купит, чтобы не навлекать на себя неодобрения мистера Эдерли.
* * *
Дом леди Элизабет находился на площади Рассел, в районе, который уже много лет как вышел из моды. Это было прямоугольное здание, построенное просто, без затей, в георгианском стиле, и окруженное квадратным садом, который давным-давно заполонили сорняки. Кирпичная стена, отделяющая сад от тротуара, покосилась и частично разрушилась.
Парадная дверь состояла из двух массивных створок, разделенных на четыре филенки. Над дверью блестело большое изящное веерообразное окно.
Чесс старалась не тешить себя чересчур большими надеждами.
Вход в дом леди Элизабет напомнил ей Хэрфилдс.
Мистер Эдерли не смог сам повернуть в замке огромный железный ключ, и ей пришлось помочь ему. Створки протестующе заскрипели и распахнулись.
И Чесс вдруг увидела перед собою дом своего детства. Просторная передняя была вся покрыта толстым слоем пыли, но из пыльного полумрака грациозно подымалась вверх легкая витая лестница. А из слухового окна, расположенного под самой крышей, лился радужный поток света.
Чесс тихо заплакала.
— Мистер Эдерли, — проговорила она сквозь слезы, — когда я была маленькая, я жила в точно таком же доме. Вы позволите мне посидеть на нижней ступеньке этой лестницы и повспоминать?
Он был тронут ее слезами.
— Конечно, дитя мое, держите у себя ключ сколько хотите. А когда осмотрите все, что вам нужно, вернете его мне.
И он удалился, ковыляя по разбитым плитам дорожки.
Чесс бродила по старому дому, пока не наступили сумерки. Она забыла и про Нэйта, и про Рэндала, и про Лондон. Сейчас ее окружали тени, порожденные памятью ее сердца; она видела свою семью и ту маленькую девочку, которой была много лет назад.
Дом был меньше и выглядел строже, чем Хэрфилдс. Но затененные шторами комнаты с высокими потолками создавали то же ощущение простора и гармоничной сдержанности. Чесс подумала о своем недавнем прошлом и удивилась: как люди, в том числе и она сама, могут отдаваться горячке приобретательства, пренебрегая истинными ценностями, такими, как красота и покой. И как могла она, рожденная и выросшая в Хэрфилдсе, пасть так низко, что запретные утехи плоти стали значить для нее больше, чем честь, порядочность и ее брачные обеты.
Неужели двое ее красивых старших братьев были такими же, как Рэндал — опытными соблазнителями, неотразимыми любовниками чужих жен? Неужели и ее мать изменяла отцу с кем-то из мужчин, которые вздыхали по ней? Почему все принимали как должное, что ее отец и дед приживали незаконных детей от своих беззащитных рабынь?