— Что ж, как хотите. То, что я хочу вам сказать, будет коротко и просто. Вчера вечером, после того как вы пошли спать, я поговорила о вас с дедушкой и знаю, что вам нужно от нас… то есть от него. То, что вам нужно, у меня, мистер Ричардсон. Я имею в виду патент. Я уже давно посылала в патентное бюро заявки и дедушкины чертежи, надеясь, что когда-нибудь удастся получить что-то стоящее. Полагаю, это как раз тот случай.
Нэйт издал радостный вопль. Он не мог поверить, что ему вдруг так улыбнулась удача.
— Еще бы! — воскликнул он. От улыбки у него даже челюсти заболели. — Сколько вы за него хотите? Наличных у меня немного, но мы смогли бы договориться о ежегодной выплате вам определенной суммы. Мое слово имеет вес, и я мог бы предъявить вам рекомендации.
Костяшки ее пальцев, сжимающих спинку стула, побелели.
— Я хочу, чтобы вы женились на мне, мистер Ричардсон, и увезли меня к себе, в Северную Каролину, в графство Элэманс. Я хочу иметь мужа и детей. Такова моя цена.
Они поженились тем же утром в маленькой епископальной церкви, стоящей возле дороги на Ричмонд. Священник был стар, почти так же стар, как Огастес Стэндиш. Его распухшие от артрита руки очень осторожно держали серебряную чашу с вином, которую он поднес им для причастия. Наверху вычеканенного на чаше старинного гербового щита, поделенного на четверти, был изображен заяц. Первый член рода Стэндишей, переселившийся в Америку, подарил ее церкви в 1697 году.
Посаженным отцом невесты был ее дед, Огастес Стэндиш. Вторым свидетелем на свадьбе была крошечная старушка — жена священника. Чесс переоделась в плохо сидящее на ней синее хлопчатобумажное платье. По тому, как неуклюже ниспадали складки ее турнюра[5], даже неискушенному взгляду Нэйта было ясно, что это платье неумело переделано из другого, сшитого тогда, когда в моде был не турнюр, а кринолин. Вокруг шеи невесты была обвита единственная нитка мелкого жемчуга. В руках у нее был букет из полевых цветов, на голове — фата из старинного кружева, тонкого, как паутина. Подбородок ее был неподвижен, но губы дрожали.
На вопросы священника Нэйт отвечал машинально. Он был как в тумане.
Они возвратились на плантацию тем же путем, каким приехали в церковь, в поспешно вычищенном по такому случаю полированном черном ландолете с сиденьями, обитыми потрескавшейся красной кожей. В ландолет был впряжен мул. Каким-то образом слух о свадьбе успел распространиться. Когда странный экипаж подъехал к воротам и повернул, они увидели, что изрытая колеями подъездная дорога к дому от начала до конца усыпана белыми цветами дикой моркови. По обеим сторонам дороги стояли темнокожие мужчины, женщины, дети. Увидев экипаж, они разразились рукоплесканиями и приветственными криками.