Хорошее настроение Бартону немного подпортило полученное им от возлюбленной письмо, совершенно пресное по духу, будто между ними никогда и не полыхала настоящая страсть.
Диана писала о чём угодно, кроме своих личных переживаний по поводу их разлуки. Из её письма Уильям узнал о гастролях в Лондоне Миланской оперы, о последнем американском фильме и даже о досадной ошибке собачьего парикмахера, чрезвычайно неудачно подстригшего чёлку любимой собачке Дианы. Но сколько молодой человек не перечитывал письмо, он так и не нашёл намёка на живые чувства.
Первым порывом Уильяма бросить дела и немедленно лететь в Лондон, чтобы на месте выяснить причину странной перемены в душе любимой. Но потом ему в голову пришла очевидная мысль. Скорее всего она просто опасается, что письмо попадёт в третьи руки и боится компрометации.
«Ну конечно же, она просто очень умная и осторожная, моя милая Ди! А я против неё просто мальчишка, готовый на весь свет прокричать о своих чувствах. Но ведь кто-то же должен в нашей паре иметь холодный рассудок». Решив так, Уильям сразу же успокоился и с ясной головой продолжил работу над статьёй.
На подготовку и отсылку репортажа в лондонскую редакцию Уильяму потребовалось три дня безвылазной работы в гостиничном номере. Остальное же время выдавшейся паузы молодой журналист собрался посвятить второй части редакционного задания, а именно – попытаться понять, как работает местный контрабандный рынок древностей. Для этого Уильям решил выдать себя за богатого американского туриста, жаждущего прикупить древних сувениров для личной коллекции. И как только репортаж о проникновении в гробницу был готов, он немедленно стал реализовывать задуманный им план.
«Единственным способ обратить на себя внимание подпольных торговцев, – размышлял Бартон, – это следовать собственному инстинкту». Именно пресловутое «шестое чувство» гнало его по вечерам в самые тёмные закоулки старого города, заставляло посещать задние комнаты сомнительных лавок и в конце концов свело молодого англичанина с подозрительным египтянином, который на жуткой смеси ломаного английского с таким же французским предложил ему несколько якобы подлинных древностей.
Египтянин сразу не понравился Бартону. Скорее всего из-а чрезвычайно отталкивающей внешности. Данный тип оказался отвратительно толст и нечистоплотен. По пятнам на его одежде не сложно было узнать, что он ел на обед, да и на завтрак тоже. К тому же, разговаривая с Бартоном, торговец слишком жизнерадостно улыбался, при этом его маленькие хитрые глазки старались не встречаться со взглядом собеседника. Но как ни неприятен Уильяму был этот фрукт, он не собирался отказываться от задуманного.