И как ей вообще удалось пережить этот день рядом с Редом? Вероятно, только благодаря массе интеллектуальной ерунды, которую она наболтала и передумала. Но сейчас она была не в состоянии воздвигнуть между ними преграду. Он смел все препятствия, неожиданно войдя в комнату и не дав ей времени вооружиться.
Да, он был здесь. Но к ее жизни это не имело никакого отношения.
— Я однолюбка, Ред, — сказала она, не поворачиваясь.
Он негромко рассмеялся.
— Тогда не вижу проблем. Я в единственном числе. А где другой?
— В Фениксе.
— Собираешься за него замуж? — продолжил он расспросы.
— Я… я не знаю.
— Ты меня хочешь? — снова спросил он.
Как для него все просто! Она медленно повернулась и увидела, что он успел сесть в кресло и разглядывал ее так, словно у него была уйма времени.
— Ты же знаешь, что я не уйду, не так ли? — констатировал он, поглаживая маленькую терракотовую фигурку. — Мы можем, конечно, дискутировать всю ночь.
Она улыбнулась.
— Ты не привык, чтобы женщина колебалась, правда?
Он ответил на ее улыбку — без всякой задней мысли, с типично мужским высокомерием.
— Нет. Я, собственно, выхожу на сцену только тогда, когда уверен в успехе.
— И ты уверен в успехе?
— Да… Я чувствую, что ты так же думаешь и того же хочешь, что и я. Ты не замужем, и я ни с кем не связан. То, что произойдет этой ночью, касается лишь меня и тебя. Мы живем в двадцатом веке, мисс Мэри Вигэм, и ты эмансипированная женщина.
Мэри подошла поближе и села в другое кресло.
— Ну почему мужчины всегда говорят одну и ту же чушь, когда хотят соблазнить женщину? — Она чувствовала себя свободнее, пока могла вести дискуссию. Это отвлекало ее от требований собственного тела.
— Да, — без всякого смущения согласился он. — У большинства женщин таким образом можно добиться успеха… — Он протянул ей маленькую фигурку. — Ты ее знаешь?
Мэри покраснела.
— Откуда у тебя «Маленькая дева»?
— Купил. Если он тебя видел, мне ты тоже можешь доставить такую радость.
— Санчо Хуарес — художник! — вскипела она.
— А я кто? — Он встал, схватил воображаемую гитару, упал на колено и пропел первые строки из «Прекрасной женщины».
Ему даже микрофон не нужен, признала она, закрыв глаза. Невероятный голос!
В ней нарастала злость. Самоуверенный хвастливый паяц, распускающий перья, как павлин, чтобы песнями заманивать в постель бесчисленных Апалач! Разве она, Мэри, — из подпевающей группы, а он — «Сын Аризоны»?
Она недобро усмехнулась и посмотрела ему в глаза. Но в его лице не было ничего мягкого или просящего. Оно казалось решительным и холодным, и только глаза горели.