При просмотре пока еще тонкой папки она в первую очередь отметила, что Панчито никак нельзя было назвать незаконнорожденным «ублюдком». Его отец, индеец-навахо, был еще до рождения Панчито женат на его матери-мексиканке.
Итак, Мэри сделала первую пометку.
Вторая пометка касалась личности учительницы. Мисс Бритте Димэгон было тридцать четыре года, и она считалась очень уравновешенной, иначе управление образования не послало бы ее в «карликовую школу», ведь преподавание в такой школе — не сахар.
За Бриттой Димэгон никогда ничего необычного не отмечалось — ни частых болезней, ни вспышек темперамента. Так почему же спокойная, опытная учительница влепила затрещину этому маленькому полуиндейцу или полумексиканцу?
Мэри захлопнула папку. Она надеялась завтра утром узнать все подробности инцидента. Если ей удастся на обратном пути, в поезде, составить заключительный отчет, то уже завтра вечером она сможет свободно заняться подготовкой к путешествию в новый и, хотелось надеяться, прекрасный мир…
— Огонька не одолжите? — растягивая по-техасски слова, спросила женщина, сидящая по другую сторону прохода у окна. Мэри, передавая зажигалку, почувствовала, что леди явно переборщила с духами.
Пока Мэри получала назад свою зажигалку, она успела дать оценку своей попутчице. Конечно, настоящей леди ее нельзя было назвать. На вид лет тридцать пять, в застиранных джинсах на размер меньше, чем требовалось, — фунт или два нависали над ремнем. Украшенный рюшками вырез блузки в деревенском стиле тоже был низковат, непричесанные волосы на тон сильнее, чем надо, высветлены, а лицо слишком потрепанное жизнью для такой молодежной упаковки. «Леди» глубоко затянулась сигаретой и без всякого стеснения закинула ноги на второе сиденье так, что ступни оказались в проходе.
— Благодарю! — сказала она.
Мэри ответила вежливой улыбкой, спрашивая себя, почему столь остро реагирует на эту безвкусно наряженную красотку. Ведь обычно она считала, что каждый волен веселиться на свой манер.
Она еще раз украдкой взглянула на женщину. Должно быть, ее отпугнули складки вокруг рта, разочарование, застывшее в чертах лица.
Мэри достала маленькое зеркальце и посмотрела на себя. Она увидела хорошенькое личико с улыбающимся ртом, вокруг которого не было и намека на угрюмые складки. Нет, она не хотела когда-нибудь походить на свою попутчицу.
Может, это и было главной причиной, по которой она сейчас, в двадцать восемь лет, решительно порывает со своим надежным положением госслужащей, чтобы еще раз начать все сначала.
Она посмотрела в окно на мелькающий плоский ландшафт, и сердце забилось от радости и волнения. Париж…