Даю себе слово не оборачиваться, но оборачиваюсь. Где он? Свалился вместе с мусором в овраг? И лежит там, израненный?
Бегу обратно. Его нет нигде. Зову. Не откликается. В глубине оврага, в густой зелени, целое кладбище железа. Такого я и впрямь никогда не видела, хоть и родилась в Иерусалиме! Свалиться отсюда – это смерть, насквозь пропорет.
Да он просто сбежал от меня, ведь это я ему звоню, я его зову, он не звонит сам. Как я дойду отсюда? Поехать на такси, дома взять деньги, что сказать мужу?Он идет мне навстречу, улыбается и разводит руками. Идиот из Достоевского, у русских все с приветом. Но он же еврей! Он обнимает меня, пошли!
– А если по пути будет еще одна свалка?
Меня все еще трясет от страха. Он проводит ладонью по моей спине, достает из сумки мытые сливы, наверно он ходил в Адассу, чтобы вымыть их и набрать воды в бутылку. Мы едим лепешки и сливы, запиваем водой.
И снова идем, большой и маленькая, но теперь уже не по кромке петляющего шоссе с белой разметкой посредине, а спускаемся по тихой дороге в долину. Отсюда открывается вид на городок с белокаменными и разнофигурными виллами, увитыми виноградниками и обсаженными розами. Здесь живут богатые израильтяне.– Это то, куда мы идем?
– Нет, – машет головой, – здесь нечего формовать…
Мужчина в трусах чинит красную машину. Шабат Шалом! – приветствует он нас взмахом гаечного ключа. Наверное, думает, что мы жених и невеста, раз идем в обнимку.
В нескольких шагах от красной машины – зарешеченная конюшня, в ней ходит кругами белый конь. Как заведенный.
– Этот тоже подписал работы своим именем.
– Что?
– Я же тебе рассказывал про художника. Это он.
Конь подходит к изгороди, утыкается мягкими губами в его руку. Он дает ему сливу из белого мешка. Сюда он хотел меня привести, к своему одинокому другу?
– Это племенной конь, а тип с машиной пользует его на скачках.
– Откуда ты знаешь?
– Он на нем зарабатывает. Машину на него купил и виллу построил.
Он смеется, подкидывает шляпу и ловит.
– Может, ему, – указывает в сторону мужчины, – надо плесень свести? Спроси!
Мы возвращаемся и я спрашиваю у мужчины, нужно ли ему или кому-нибудь в этом городке свести плесень со стен.
Нет, здесь ни у кого нет плесени на стенах.
– Жаль, – вздыхает он, – у богатых нет плесени, а с бедных нечего взять. Надо переходить на формовку, пока все не разрушилось.
Марево. Как будет «марево» на иврите?
Они минуют поселок; от асфальтированной дороги ответвляется гравийная, они бегут по ней вниз. Он весел, размахивает шляпой, что-то рассказывает сам себе по-русски. Дорога все круче и круче вниз, слева, за изгородью, виноградники, прямо перед ними – голубая дверь. Она закрыта. Слева нескончаемая изгородь, справа – обрыв и долина (вади по-местному) с кипарисами, оливами и стадами овец.