Я выхожу из пещеры, где столько лет просидел Иоанн Креститель. Яркий свет, голубое небо, высокая пальма, лестница, бассейн с рыбками. Навстречу идет Базилик, высокий красавец-монах с ослепительной улыбкой. У него полный рот зубов, и все вповалку. Как камни на старом еврейском кладбище. В детстве мы всей семьей ездили Прагу. Из всего запомнилось кладбище, где камни растут из земли. Может, и Пражское кладбище следует отформовать?
Базилик отпирает перед нами дверь, мы проходим по узкому темному коридору, – вот где плесени! – отпирает следующую дверь, и мы опять попадаем в зону яркого света, оттуда – в церковь, с мягким светом и узкими окнами, делящими пейзаж на пять частей, окно – пауза, окно – пауза… Из каждого отдельного окна видна вся панорама вади, но если смотреть во все окна разом, в панораме образуются дырки.
– Вот наша скромная церквушка, простенький иконостас, неброские оклады икон… – говорит ей Базилик на иврите. Он доволен, пришли иноверцы и нравится им тут. А может, просто любит гостей. – Здесь нас четверо, на нас служба, все хозяйство, работы хватает.
– Это надо отреставрировать, – говорит мой друг, выгнув шею и приблизив к иконе лицо.
– Потихоньку реставрируем, приход у нас небольшой, денег мало…
«Да, с плесенью у него, пожалуй, не пройдет», – думаю.
Из церкви возвращаемся к розовой аллее.
– Погодите, – говорит Базилик, – я мигом.
Он скрывается из виду и тотчас появляется с вазочкой в руке. Отпирает дверь, сокрытую в скале, и мы по ступенькам сходим вниз. Просторная чистая келья, маленькая кухня. Базилик усаживает нас за большой овальный стол – добротное дерево, мореный дуб, – и пока варится кофе, распространяя по всему помещению душистый дух, мы молча смотрим в единственное окошко на высокие стройные кипарисы.
– Базилик, вы родились на юге Франции? – спрашиваю.
Он кивает, устраивая на подносе кофейник, сахарницу и вазочку с печеньем. Разлив кофе по чашкам, он усаживается и спрашивает меня, чем я занимаюсь, сетует на нерадивое поведение некоторых израильтян – построили птицеферму рядом с монастырем, на самом спуске. Видели?
– Нет, не видели. Коня видели.
– Конь дело другое, но птицеферма… Вонь, грязь…
Красивое лицо Базилика искажает гримаса.
– Однажды, лет шесть тому назад, совершили на нас налет каховцы. Наш настоятель вышел к ним, а он высокий, конечно не выше тебя, но в теле, они испугались. С тех пор мы держим ворота на замке, все запираем. А это так неприятно, ходить с ключом и все время запирать-отпирать, запирать-отпирать. Как в тюрьме. Иногда приходят на экскурсию израильтяне… Мусорят, шумят, уж простите меня. Вот у русских евреев есть почтение к храму. Пусть не к вере, но к красоте…