Да только ли об одном Ушакове речь? Увы, со времен Петра Великого мало кто из русских адмиралов задумывался о том, что флот — это важнейший инструмент внешней политики государства. Его самая длинная и быстрая вооруженная рука. Не осознавали этого и многие представители правящей верхушки, в уповании на нашу мнимую континентальность, считавшие, как и петровское боярство, флот «дорогим баловством». Одним «бритьем бород» тут не обойдешься. Предстоящее сражение с ними будет куда как пострашнее Шантунга…
Но все это будет позже. Если доживем. Проблемы нужно решать по мере поступления, поэтому сейчас на повестке дня один вопрос — окончательный расчет с Микадо. Или мы ставим точку в войне на наших условиях здесь и сейчас… Или все усилия, все жертвы, все страдания, вся кровь, как песок сквозь пальцы, утекут в никуда…
И то сказать: тяжко ему! Цаца какая! Петровичу вдруг вспомнилась фраза и выражение лица незабвенной Алисы Бруновны из «Служебного романа», и он тихо рассмеялся…
Однако, он ведь не один плечи и голову подставляет. Наместник, когда благословлял, отдавая приказ на операцию, ответственность на себя не меньшую, чай, взвалил. Чего бы проще: дело сделано. Флот неприятельский у Шантунга утоплен. Пусть ведомство Остен-Сакена все до конца доводит. Но нет. По другому решил адмирал Алексеев. Оглушенную гадину нужно добить. Покуда заступники-реаниматоры со всех сторон не набежали…
А все вокруг? Моряки, армейцы? Разве они, каждый на своем месте, не ощущают своей меры ответственности? Петровичу вдруг припомнился пожилой боцман флагманского броненосца Саем с его громогласным «Веди! Не выдадим!», подхваченным всем строем команды и офицерами «Орла». А им ведь многим впервые в бой… Нет. Такие не выдадут… И вдруг спокойно и тепло стало на сердце… Значит, все правильно. Все как должно…
Только бы молодой по дурному голову не подставлял. Выдрать бы его за то художество у Осаки нужно, а не Георгия перед строем вручать, как Беклемишев. Хотя, с другой стороны, все справедливо, конечно. Если бы они на своих трех газолинках не бросились снимать команду с торпедированного брандера-прорывателя, многие бы погибли на нем. Японцы-то уже пристрелялись с берега… Мичмана, мичмана… Ну, какая-ж вы шпана! А нам что остается? Когда полтинник откорячился? Нам остается завидовать… Эх, добраться бы как-нибудь до вадикова папашки, что мне двадцать лет ни за что, ни про что, списал…
От дальнейших размышлений о судьбах мира, России, флота и себя любимого, Руднева оторвал негромкий стук в дверь и настороженный голос вестового: