— Неплохое у вас тут местечко, Митч, — произнес мистер Сазерленд, пытаясь сломать лед молчания.
Они сидели за столом и передавали друг другу блюда.
— Спасибо.
Больше ничего, только «спасибо». Он не отрывал головы от тарелки. Его улыбки они за обедом не увидят.
Чем меньше он будет говорить, тем более неловко они будут себя чувствовать. А он хотел, чтобы они ощутили себя не в своей тарелке, ощутили свою вину, свои ошибки. Он хотел, чтобы они истекали по́том и кровью. Это же они сами решили бойкотировать свадьбу. Камень брошен ими, а не им.
— Здесь так уютно, — произнесла мать, обращаясь неизвестно к кому.
— Спасибо.
— Мы так гордимся всем этим, мама, — пришла на помощь матери Эбби.
У них тут же завязался разговор о внутреннем убранстве дома. Мужчины ели в молчании, а женщины рассуждали о том, во что декоратор превратил эту комнату, во что — другую. Иногда Эбби от отчаяния была готова заполнять паузы любой пришедшей в голову чушью. Митчу становилось жаль ее в такие мгновения, но он упрямо не отрывал глаз от скатерти. Сгущавшийся над столом воздух, казалось, можно было резать ножом.
— Так значит, ты нашла работу? — задала вопрос миссис Сазерленд.
— Да. Я приступаю в следующий понедельник. Буду учить третьеклассников в епископальной школе при церкви Святого Андрея.
— Преподаванием много не заработаешь, — буркнул ее отец.
«Он безжалостен», — подумал Митч.
— Меня не очень беспокоят деньги, пап. Я учитель, и эта профессия мне кажется самой важной в мире. Если бы я думала о деньгах, я бы выучилась на врача.
— Третьеклассники — самый бойкий возраст. Тебе и самой скоро захочется детей, — заметила мать.
— Может быть, через несколько лет, мама.
«Может быть, когда вы умрете», — подумал Митч.
— Ты же хочешь детей, Митч? — спросила теща.
— Может, через несколько лет.
Мистер Сазерленд отодвинул тарелку и зажег сигарету. Вопрос о курении неоднократно обсуждался до их приезда. Митч настаивал на том, чтобы в доме вообще не курили, а они — в особенности. Спор этот выиграла Эбби.
— А как твой экзамен? — спросил тесть.
«Это уже интереснее», — подумал Митч и ответил:
— Изнурительный.
— Но ты его сдал?
— Надеюсь.
— Когда это станет известно?
— Через месяц-полтора.
— Сколько он длился?
— Четыре дня.
— После того как мы переехали сюда, он был занят только учебой и работой, больше ничем, — сказала Эбби. — Этим летом я его почти не видела.
Митч улыбнулся жене. Его постоянное отсутствие стало больной темой всех их разговоров, и теперь ему было забавно слышать эти слова, в которые она облекала свое прощение.
— Что будет, если ты не сдал его? — спросил ее отец.