— Ты смотри, какая прелесть, — сказал Арман, взяв ружье в руки.
Он даже попытался открыть ствол, чтобы посмотреть патроны, но ствол не поддавался. Все мужчины подошли к ним и начали с интересом разглядывать оружие. Приблизился и Давид. Только Ихтиандр не понял его реакцию, остальные же знали причину такого его поведения.
— А как пользоваться этим ружьем? — спросил Винсент.
Ихтиандр молча взял оружие из его рук к приготовил к стрельбе.
— Показать?
— Да, но чем же оно стреляет?
— Световым лучом. В нем заложен тот принцип, о котором вы только что говорили. Но стреляет оно не голубым, а красным лучом.
Он прошел на веранду и, подняв ружье, выстрелил в небо. Никакого шума от выстрела присутствующие не услышали, а в темнеющее небо ушло два розовых луча. Вильбуа решил сам испытать оружие. На один из кустов села птица, прицелившись, он выстрелил и промахнулся. Птица взлетела и благополучно скрылась из виду, но от выстрела загорелся куст. Впечатление было сильное — горели зеленые ветки кустарника. После этого все вернулись в дом.
— Что у тебя есть еще интересного, Ихтиандр? — спросил Арман Вильбуа.
— Вы наушники уже видели?
— Ах да, наушники… С этим чудесным ружьем я забыл про них, — он надел прибор и с минуту стоял, прислушиваясь.
— Ничего не слышно… — проговорил он, снимая аппарат. Ихтиандр покрутил ручку настройки — в наушниках по-прежнему было тихо.
— Может быть, поздно, и дельфины спят? — произнес Винсент.
— Пожалуй, вы правы, — взглянув на часы, ответил юноша.
— Ну хорошо.
— У нас много будет времени, мы обязательно все изучим, — рассматривая прибор, проговорил Арман.
Вошла Женнет и пригласила к столу. Все прошли в столовую и выпили по чашечке кофе. Затем Диана убрала приборы, и хозяин дома продолжил свой рассказ:
— Как вы знаете из прошлого, мировая война шла не один год. Сальватор все это время находился на фронте — ему есть что рассказать… И без того прекрасный хирург, он получил там богатейший опыт, спасая безнадежных пациентов. Мы в эти годы тоже хлебнули…
Арман Вильбуа задумался, видимо, припоминая какие-то детали давно ушедших событий. На его лице попеременно сменялись выражения то грусти, то некоторого оживления. Наконец он продолжил свой рассказ…
— Пароход отчалил от пристани, а Сальватор все стоял на причале и время от времени махал рукой. Меня охватило какое-то странное чувство грусти, возможно, и естественное при расставании, но оно предсказывало то, что мы расстаемся надолго, быть может даже и… навсегда. Помню, что это мое настроение было замечено Женнет и она долго пыталась отвлечь меня. Постепенно очертания берега стали таять вдали — наступало время обеда.