Таким образом, Александре Александровне не пришлось долго оставаться в наемной городской квартире, отапливаемой вонючими «кизяками» (сушеным навозом); через несколько дней и она, и мой единственный офицер Кузнецов с сынишкой-кадетом перешли в готовый, с иголочки барак, где душистый запах сухого дерева и аромат горных трав сменили едкий смрад сухого навоза. Широкие веранды по обе стороны барака давали возможность пользоваться красивыми картинами природы.
Барак был поделен пополам, каждая половина состояла из двух смежных комнат. Мы помещались в одной половине и скромно, но уютно убрали ее походными вещами. Рано утром я уже выходил в парк к орудиям, Аля все еще нежилась в кровати, когда за дверьми раздавался робкий голос Мити Кузнецова, просившего разрешения сыграть ей серенаду Брага или еще что-нибудь из его репертуара. Играл он очень мило и чувствовал себя счастливым, когда слышал похвалы от тети Али.
На рассвете нас будила другая музыка – давно знакомые звуки артиллерийской зари. А на закате вечерняя заря сменялась стройным пением молитвы «Отче наш» выстроенных на передней линейке батарей.
К обеду все офицеры собирались в зал Собрания, знакомые подсаживались к «кунакам», и перед десертом по очереди по столам раздавалось пение «Аллаверды», сопровождаемое аккомпанементом музыки оркестра. Иногда после обеда появлялись северцы, и начинались танцы. Я был очень рад, когда замечал, что наиболее элегантные и симпатичные офицеры просили разрешения представиться моей Але, и видел, как она порхала по залу среди других дам и барышень. Длилось это, пока в столовой не появлялся начальник Сбора – суровый генерал Махмандаров и прикомандированные для ознакомления с артиллерией к моей батарее генералы Баратов, Абациев, Роде, Арутюнов, начальники штабов корпуса и дивизий и пр. Тогда молодежь стушевывалась, и вниманием Али завладевали старшие по чину. После занятий пили чай у нас в бараке.
Во время первого своего посещения генерал Махмандаров, не разобравшись, положил свою щегольскую фуражку на подоконник, где лежал лист «Смерть мухам»[107].
– Ну вот, – заметил грозный генерал, увидев свою оплошность, – теперь все будут говорить, что генерал Махмандаров был у очаровательной Александры Александровны и влип.
Мало-помалу завязались знакомства. Особенно льнули к нам кубанцы. Чтоб не иметь соперников, они зазывали нас к себе и угощали неприхотливыми, но удивительно вкусными кавказскими блюдами под пение их несравненных песенников. Когда репертуар приходил к концу и заводили: «Як дивчина ухмыльнется, у казака сердце мре», все оглядывались на юного хорунжего, который густо краснел при привычных фразах.