Комната была крошечная, узенькая, в ней стояла только одна железная кровать. Но для меня и то было раем. После нескольких дней пути Аля с радостью раскинулась во всю ширину кровати; мне пришлось улечься на железном перильце – но и этого было достаточно: я спал как убитый.
– А вы сказали мне сущую правду, – говорила мне потом хозяйка. – Какая она прелестная. Как я ей рада!
Добрая слава предшествовала моей Але. На другой день ночью мы пробирались по парку в полковое собрание. Перед нами промелькнули две дамочки, видимо, пробиравшиеся туда же. Мы пошли за ними.
– Ты знаешь, – говорила одна, – сюда приехала новенькая – жена одного из командиров батарей. Она чудная и, главное, прелесть какая симпатичная.
Дня через два приехали Каджары… Рохсара-ханум с прелестной молоденькой дочкой, которая сразу же влюбилась в мою Алечку. С первого дня они уже стали неразлучны, везде и всегда появлялись вместе.
– Орел уже отдохнувши, сбрую я почистил, экипаж вымыл керосином, блестит как новый, – горячился кучер Шеффер (немец из Сарепты и большой патриот нашей части). – Пусть поедут кататься барыня и молодая принцесса, а старую оставим дома. На них все смотрят, все удивляются. Все спрашивают, какой батареи.
И вправду, нельзя было оторвать глаз от прелестной парочки. Как они подходили друг к другу! Алечка, в расцвете женской красоты, поражала тем особым мягким выражением душевного равновесия, которое является у женщины, достигшей предела своих желаний. Глядя на возбужденное лицо своей спутницы, она переживала все то, что перечувствовала за последние месяцы перед свадьбой. А Фируза казалась истинной гурией восточного рая. Сверкая иссиня-черными глазами, казавшимися еще более темными от густых, длинных ресниц, с дугообразными бровями, видневшимися из-под копны волос цвета вороньего крыла, с горящими щеками и ослепительной улыбкой, казалось, она не отдавала себе отчета в своей красоте и даже стыдилась ее. На Алю она смотрела с тем обожанием, которое нередко проявляется у девушек к замужним подругам. Она казалась ей счастливой обладательницей всех тех заветных тайн, которыми было полно ее сердце и о которых она боялась даже подумать.
С утра обе уже бежали в собрание, где навстречу им сразу же попался генерал, только что вылезший из отведенной ему комнаты. Они увлекли его с собой в сад, усадили на качели и, умирая со смеху, совсем замучили старика; щегольская фуражка съехала ему на затылок, белая борода качалась из стороны в сторону, а сам он вцепился в доску, заклиная остановить качели.
– Помилосердствуйте, Алия-ханум, вы и так вскружили мне голову. – Ради Бога, Фируза… Остановите пароход, я не выношу качки… Такого рода вещи, я сейчас поеду в Ригу…