- Я не хотел тебя расстраивать
Мыслями она была где-то далеко от меня.
- Будучи ребенком, моя мать увлеклась наркотиками. Она пристрастилась к отпускаемым по рецепту лекарствам - болеутоляющим, успокоительным, в общем, всё то, что могла достать. В восемь лет я нашла ее без сознания в ванне, переполненной водой. Я пыталась вытащить ее, но она была слишком тяжелой. Каждый раз, вытягивая ее лицо из воды, она глотала воздух, а затем вновь выскальзывала у меня из рук. Потом ей удалось затащить меня в ванну под себя, и я начала тонуть. Я до сих пор помню, каково это находиться под водой, зная что вот-вот умрешь
- Что помогло тебе не утонуть?
- Я потянула за затычку, когда нащупала её. Потребовалось какое-то время, чтобы вода спустилась до уровня, когда я смогла дышать
- А как же твоя мать?
- Убийство нас обоих заставило ее задуматься. Она не принимает наркотики вот уже пятнадцать лет
Надеюсь, что так оно и есть, ведь ее зависимость чуть не убила ее и ее восьмилетнюю дочь.
Она смотрит на меня.
- Я никогда никому не рассказывала об этом
Как она могла не рассказывать об этом?
- Что ты имеешь в виду?
- Все эти годы мы хранили это в секрете. Ты единственный, кто знает об этом
- Вы обе чуть не умерли. Это не то, о чем стоит утаивать
Она плотнее натягивает полотенце на плечи.
- Я научилась хранить тайны с раннего детства, Лахлан. Если бы я рассказала об этом, то у меня бы отняли ее
- Может быть, и стоило бы тогда забрать тебя от нее
- Мы выжили, и в ту ночь она решила пройти реабилитацию. Пока она избавлялась от зависимости, я жила с бабушкой и дедушкой. А когда она вернулась, я была рядом с ней
Она была всего лишь ребенком. Ее мать должна была стать ей единственным родным человеком, а не наоборот. Никто не смог защитить ее, и ее лишили детства.
Она сказала, что с раннего детства научилась хранить тайны, так что стоит только догадываться, что еще она скрывает.
Увидев выражение лица Лахлана, я понимаю, о чем он думает: моя мать жалкая и гадкая. И временами она такой и была; она далеко не ангел. Если быть честной, она была дерьмовой матерью, но, как бы то ни было, она мой единственный родной человек. По крайней мере она присутствовала в моей жизни, в отличие от донора спермы.
Наверное, мне стоило бы сожалеть, рассказав ему о тайне, которую я хранила на протяжении пятнадцати лет, но этого не происходит. Я чувствую, как на сердце и душе становится легко. Одним словом спокойствие.
Лахлан садится на корточки передо мной, положив руки мне на колени, отчего я сажусь на край сидения, и он обнимает меня. В этот момент я вдруг понимаю, что могу обо всем ему рассказать. Когда я рядом с ним, я чувствую себя завершенной. Сейчас у меня есть всё, о чем только можно мечтать.