Идут годы, и дети наших детей слушают у костра легенды о Нашем Времени, о многоэтажных домах, автомобилях, о глубоком мягком кресле, куда можно забраться с ногами, укрыться пледом и читать книжку с картинками.
Уже никого не осталось из тех, кто начинал путь вместе с нами. Только Грэй и я. Никто не верит, что можно починить машину. Только Грэй все еще пытается найти неисправность.
Поздно ночью он возвращается. Он стар. Но для меня он так же красив, как в молодости, и в его взгляде, устремленном на меня, все та же любовь.
«Нашел, — говорит он тихо. — Мы полетим назад по Кольцу Времени и замкнемся на той минуте, откуда начали свой путь».
…Рука в черной перчатке поднялась, поправила черную ушанку. Потом он встал и пошел к дверям.
«Куда ты?! Не уходи, Грэй!» — «Прости. Пришло Время. Я должен сойти на своей Остановке. Прощай».
Двери раскрываются. Он сходит. Двери закрываются. Я прихожу в себя и понимаю, что плачу. По-настоящему плачу, слезы так и бегут по щекам. Что это было? Сон? Игра? Мечта? Какая разница. Главное, я жила в эти минуты, жила своей собственной жизнью, ни один спектакль, ни один фильм не могли бы мне дать ничего подобного.
Троллейбус покачивается, позвякивает. Я смотрю в протаянный кружок. Парк Культуры. Зубовская. Первый Неопалимовский — моя остановка. Кольцо замкнулось. Я вернулась в свое Время.
… А еще той зимой я полюбила бродить одна проходными дворами Арбатских переулков.
От Смоленской и до самой Арбатской площади можно было пройти дворами, пролезая сквозь оторванные доски деревянных заборов или обходя поленницы дров.
Я входила в низкую, темную подворотню и попадала в старый московский дворик: раскатанная ледяная горка, на веревке, протянутой между двумя сараями, леденеет белье. Под окнами — лавочки. В углу — железный сундук-помойка с косо положенной крышкой, с пустыми консервными банками и газетными обрывками вокруг, с тощими, пугливыми кошками. В низеньких окнах между рамами — вата, а на ней теплые бумажные снежинки, елочные игрушки.
Порой сквозь подворотни возникал яркий Арбат, поток машин, сутолока прохожих, мелькала светящаяся реклама: «Надежно, выгодно, удобно! Храните деньги в сберегательной кассе!» «Всем, всем, всем! Набери 07…» В этом была особая прелесть моих вечерних гуляний: я шла по самой границе двух царств: царства шума, света, блеска и тихого, уютного царства переулков. В это второе я убегала от невыученных уроков, от вечного маминого недовольства мною, от себя самой, рассеянной, всё теряющей, неактивной пионерки. Здесь я была такой, какой мечтала быть: ловкой, бесстрашной путешественницей, открывательницей тайн.