Расстался я с юностью, но соблюдаю по-прежнему
Четыре завета, вся жизнь без которых бедна.
И вот за столом умоляю своих сотрапезников:
«Тащите скорей бурдюки золотого вина!»
И вот я скачу на коне среди храбрых наездников
За стадом газелей. Из них не уйдет ни одна.
И вот мой верблюд устремился в пустыню полночную,
Во мрак непроглядный, где даже луна не видна,
Песет седока на свиданье к далекому стойбищу,
Чтоб тот утолил неуемную жажду сполна.
И вот, наконец, я дышу ароматом красавицы,
Я вижу, она над младенцем своим склонена.
Я жду в нетерпенье, малыш голосит, надрывается,
В смятенье ребенка к себе прижимает она.
Я весть ей послал с осторожностью, чтобы не вскрикнула.
Бледнели созвездья, царила кругом тишина.
Во мраке пугливо прокралась подруга прекрасная,
Пришла, молодыми рабынями окружена,
Четыре служанки вели ее медленно под руки,
Покуда хозяйка совсем не очнулась от сна.
Одежды с нее я совлек, и она мне промолвила:
«Приходом твоим черноокая устрашена.
Позвать меня ночью никто бы другой не осмелился,
Но ведь от тебя я укрытья искать не вольна».
Руками меня оттолкнуть недотрога пытается
И скрыть наготу под узорным куском полотна,
И вдруг прижимается к сердцу пришельца отважного,
От страха и страсти всем телом дрожит, как струна.