– Петров, это он?
Петров посмотрел на фотографию, и лицо его словно застыло.
– Я не знаю.
– Врешь!
– Юра, перестань.
– А ты меня не жалей. Он?
– Ее ведь больше нет.
– Зато я есть. Он?
– Не сходи с ума.
– Мне бы только выбраться из этой пробки.
– Юра…
– Что – Юра? Что?! Убью!
– Я тебя не понимаю. Там не было ничего.
– Как это не было?! – закричал он. – Если она оказалось беременной! Это очень даже было!
– Это все происки Одинцовой.
– Что, это она сделала моей жене ребенка?! Кто он? Где работает? Кем? Я не вижу номера машины… Черт возьми! Я не вижу номера! У тебя есть другие фотографии? Да? Нет? Петров, смотри сюда! По глазам вижу: есть. Дай сюда!
– Не дам, – спокойно ответил Петров.
– Это еще почему?
– Ради тебя самого.
– Я его найду, несмотря ни на что!
– Зачем?
– Это все равно, что жить на вулкане. Знать, что кто-то спал с твоей женой.
– Да какая тебе разница? Ты все равно ее не любил.
– Но это была моя жена. Моя.
– То есть твоя собственность.
– Хотя бы.
– Не сходи с ума.
– Да чтоб вы все… – И Юрий Греков выругался.
Пауза.
– Ну хорошо, – сказал наконец Петров. – Если так хочешь, я тебе расскажу.
– А куда ты денешься?
– Погоди… Кажется, опять телефон звонит!
– Ты бы его и не убирал. Аншлаг! – заметил Юрий.
Петров покосился на друга, улыбнулся, но, взглянув на дисплей, напряженным голосом сказал:
– Говорите. Я слушаю. Кто это?
Греков прислушался. В трубке раздался грубый мужской голос:
– Начальник, это я, Толян Петухов.
– И чего тебе надо, Толян?
– Я хочу сдаться…
…Водитель автобуса, окончательно одуревший от скуки, прибавил громкость радиоприемника. На весь салон раздался жизнерадостный голос диджея:
– …для загадочной Алины и для ее коллеги по работе Владимира Петрова, с которым она вместе не работает, мы передаем песню из кинофильма «Улицы разбитых фонарей»…
Киска при этих словах взвизгнула и толкнула локтем в бок Милочку. Раздалась до боли знакомая всем мелодия.
– Тихо!
– Уберите звук! – закричали женщины.
Водитель выругался сквозь зубы, но громкость убавил.
– Толя! Только не бросай трубку, Толя! – кричала Антонина Дмитриевна.
– Успокойся, мать. Я тут подумал…
Женщины, сидящие в автобусе, застыли в напряжении. Они не слышали слов, но понимали важность момента.
– Что, Толя?
– Пашку жалко, – хрипло сказал Анатолий Петухов.
– Слава богу, – всхлипнула Антонина Дмитриевна.
– Дурак я. Но кто ж знал?
– Что знал, Толя?
– Что грохнут ее, вот что! Мы с Пашкой через забор перемахнули. Дом-то их с краю стоит. Вы там были пару раз, Нинка в гости приглашала, вот братан и запомнил адресок. Короче, мы на крыльцо – а дверь-то открыта! Вошли. Огляделись. Дверь в комнату настежь. Мы туда. А она на диване лежит. Волосы в кровище. Мертвая уже. Пашка перепугался насмерть и к двери. А я ему: погоди, мол, раз такое дело, так нам же проще. Мать же тебе сама сказала, где Нина камешки-то хранит. На кухне, в посуде с гречневой крупой.