Шесть месяцев я почти не говорила. Я сделала то, что должна была: продолжила существовать. Приходила в себя вне дома, пока Лола и Харлоу присматривали за мной, не обращая внимание на мою фальшивую улыбку, и наложенные швы.
Ансель ведет меня в тот же угол, куда я затащила его вчера вечером. Здесь определённо темнее этим утром и не так уединённо, но глаза замечают обыкновенный конверт, который он вкладывает мне в руки. Он понятия не имеет, что это означает. Ведь прошлый раз я написала себе письмо в тот день, когда решила снова заговорить. Было правильно оплакивать потерянные возможности, но настало время двигаться дальше. Я села, написав то, что боялась сказать вслух, и начала новую жизнь. Вместо переезда в Чикаго, куда я всегда хотела уехать, я зарегистрировалась в Университете Сан-Диего и, наконец-то, сделала что-то достойное, как считал мой отец: получила высшее образование, с отличием, и поступила в наипрестижнейшую бизнес-школу страны. В конце концов, я сама выбрала эту программу. Я всегда задавалась вопросом, пыталась ли я подсознательно убежать так далеко, как только могла, от отца и от несчастного случая.
Конверт измят и потёрт, сложен вдвое и скорее всего, Ансель постоянно доставал его из кармана, что только еще больше напоминает мне о письме, которое я перечитывала годами. Дежа вю какое-то. Что-то было пролито на один угол, а на противоположной стороне красовался красный отпечаток моей помады, однако, конверт был надёжно запечатан, даже края не были открыты. Ансель не пытался открыть его, хотя, судя тревожному выражению лица, он точно рассматривал этот вариант.
- Ты попросила, чтобы я отдал его тебе сегодня,- сказал он вежливо.- Я не читал его.
В моей руке конверт массивен, тяжёл, и складывается ощущение, что письмо состоит из сотни страниц. Но когда я распечатываю его, достаю письмо и разворачиваю, то понимаю почему: мои буквы огромные, кривые и пляшут в разные стороны. Всего по двадцать слов на каждой узкой страничке канцелярской бумаги отеля. Я что-то пролила на него и несколько страниц немного порваны, как будто я наспех скомкала их и запхнула кучей в конверт, прежде чем отдать его.
Ансель смотрит, как я сортирую части письма и начинаю читать. Я практически чувствую его любопытство, когда он не спускает глаз с моего лица.
«Дорогая Мия. Тебе Мия. Мне.»
Хорошее начало. Я воздерживаюсь от усмешки, вспоминая тихое тиканье в тот момент, когда сидела на туалетной крышке, пытаясь изо всех сил сосредоточиться на бумаге и ручке.
«Ты сидишь в туалете, сочиняя себе письмо, чтобы прочесть его позже, потому что достаточно пьяна, для того, чтобы забыть большую часть из этого завтра, однако, не настолько, чтобы забить на него. Но я знаю тебя, потому что я и ты - две части одного целого. Мы обе не умеем пить и забываем обо всем, что происходит под дурманом джина. Так что позволь тебе рассказать: